Читать «...А вослед ему мертвый пес: По всему свету за бродячими собаками» онлайн - страница 118

Оставив свои «жигули», мы двинулись дальше пешком, пробираясь по высокой траве в направлении того заброшенного домика, где профессор Гончаров рассчитывал состыковаться с маленькой стайкой профессора Шеварнадзе. Об этом последнем говорили — хотя это было правдой лишь наполовину, в чем мы вскоре получили возможность убедиться, — будто у него что-то с памятью после падения с лошади на Кавказе. Пока мы пересекали небольшой лесок в поисках загона, где Шеварнадзе со своими учениками исследовал поведение волчат, профессор Гончаров показал мне на два индивидуальных окопа, вырытых солдатами во время Второй мировой (хотя, как знать, может, это случилось и позже во время учебных маневров), эти углубления все еще заметны под пологом заполонившей их растительности. Но когда бы ни были выкопаны эти окопы, географическое расположение рощицы не позволяло воображать, будто в одном из них некогда прятался Василий Гроссман.

Мы добрались до хижины в момент, когда ученики профессора Шеварнадзе — двенадцать человек, и все в разной степени специализируются на волке, — как раз насаживали на вертел ягненка. В подобном окружении профессор Шеварнадзе мог бы, чего доброго, сойти за некоего сельского Христа, однако я приметил, что его ученики как на подбор — молодые женщины приятных форм за исключением одного китайца, которого я поначалу не выделил среди прочих, так как он связывал волосы в длинный конский хвостик. Как только мы объединили привезенные нами продукты с тем, чем располагали наши хозяева, стало ясно: здесь будет чем утолить голод, а главное, упиться, сколько бы ни было сотрапезников. Пока шли приготовления к пирушке, профессор Шеварнадзе, по-видимому потерявший память не до такой степени, как хотел показать, будучи в курсе моих планов, отвел меня в сторонку и заверил, что один из его информаторов недавно подтвердил: в ашхабадском зоопарке действительно имеется пара поющих собак из Новой Гвинеи. Говоря это, он похлопывал меня по плечу с той сочувственной миной, с какой обычно посылают кого-либо на войну, в самую мясорубку, с полным пониманием положения, но при этом стараясь лишить посылаемого маломальской возможности от подвига уклониться. С нажимом упомянув о том, что скоро день нашей славы — 14 июля, он доверительным тоном присовокупил, что-де всегда ценил во французах безрассудную отвагу, примеры коей они являли миру многократно; в особенности его восхищали примеры из истории русской кампании Наполеона. Когда же я попытался заикнуться о том, что эта последняя не совсем удачно завершилась с нашей точки зрения, он меня прервал и предложил тост, первый из длинной череды других, провозглашенных им на эту тему, за несомненный, по его мнению, успех моего ожидаемого в ближайшем будущем вояжа в Туркменистан. Пили мы при этом коньяк «Багратион», названный в честь князя, подобно профессору, уроженца Грузии, что получил под Бородином смертельную рану. Потом с обеих сторон зазвучали другие тосты с похвальными словами о героях Бородина, на этот счет нам было легко прийти к согласию, хотя мы и разошлись во мнениях на тот предмет, кто одержал победу в этом сражении — французы или русские; так или иначе, мы пили, а день-то знай клонился к закату.