Читать «В споре со временем» онлайн - страница 124
Наталья Алексеевна Решетовская
А с другой стороны, как любил повторять мне мой муж, что я для него лучше всех женщин, какими бы красивыми и привлекательными они ни казались другим! И я так была уверена в его чувстве, в том, что я для него единственная, что покорно подчинялась и слушалась его даже тогда, когда он противился тому, чтобы я завивалась, подкрашивалась, одевалась по моде. Не надо следовать моде, потому что каждому идёт своё… И я, дурочка, во всём его слушалась?!..
Я знаю, что не была оригинальна, когда на следующий же день спустилась в парикмахерскую: постриглась, завилась… Вернувшись из онкодиспансера, муж нашёл меня страдающей, но похорошевшей… Даже откровенно любовался мной.
Порой его красноречие меня гипнотизировало, захватывало, моментами даже увлекало; казалось, я готова покориться… И — снова впадала в отчаяние, не в состоянии победить внутреннего протеста…
Солженицын не только мучил меня. Он ещё и… наблюдал. Уж не как муж как писатель попросил меня заносить в дневник всё, что я чувствую.
Тогда, да и много лет спустя, до конца 70-го года, скажи мне кто-нибудь, что я кого-либо постороннего посвящу в это, — не поверила бы.
Помню, осенью 69-го года после исключения Солженицына из Союза писателей я сожгла конверт с этими записями и письмами тех недель — тот самый, на котором рукой мужа было написано: «Наша злополучная история». Сожгла, чтобы никогда не увидели этих строк чужие глаза.
Когда я позже прочла полностью «Август Четырнадцатого», то угадала в нём подступы к описанию «нашей злополучной истории».
Одна мудрая пожилая женщина объяснит мне пять лет спустя то, что я тогда смутно чувствовала, а выразить не могла. — «Для вас это была жизнь, а для него — материал».
Мы гуляем по парку онкодиспансера. Быть может, некоторые женщины оправдают Солженицына, когда он, обняв одной рукой меня, а второй воображаемый стан другой женщины, сказал: «Тогда, здесь у меня не было ни одной, а теперь — две».
Муж говорил мне, что я и она — «непересекающиеся плоскости» (образ, придуманный математиком!), но я чувствовала другое. Я чувствовала, что он, может быть, не отдавая себе отчёта, всё время сравнивал нас. То им были брошены мне слова: «ведь ты не великий музыкант!» — это на фоне женщины, которую считал выдающимся учёным. А то, напротив, был поражён, что и я, и она заговорили о Тютчеве, о его двойной жизни…
И так всегда и во всём?…
Не разумом — сердцем не могла я уступить мужу, не могла изменить своим принципам, убеждениям, своей натуре…
Не сердцем — разумом пыталась я сделать над собой невероятное усилие, чтобы уступить писателю. Во имя его творчества превозмочь себя, изменить, предать свои убеждения, принести их ему в жертву, а вместе с ними и саму себя…
Я уже не с соперницей своей боролась. Во мне женщина боролась с женой писателя. Кто же возьмёт из них верх? Что окажется сильнее? Сердце или рассудок? Любовь женщины или жертвенность и самоунижение жены писателя?.. В ту пору я считала, что Солженицын вправе требовать этих качеств от жены.