Читать «Просто пространства: Дневник пользователя» онлайн - страница 6

Итак, постель — это идеальное индивидуальное пространство, простейшее пространство для тела (постели-монады), которое вправе сохранить за собой даже человек, обремененный долгами: приставы не наделены полномочиями конфисковывать вашу кровать; это также означает — и легко подтверждается на практике, — что у нас есть только одна кровать, которая является нашей; если в доме или квартире есть другие кровати, то они считаются гостевыми или дополнительными. И, вроде бы, хорошо спится лишь в своей постели.

2

Постель = стапель.

Мишель Лейрис

«Двадцать лет спустя», «Таинственный остров» и «Джерри-островитянина» я прочел, лежа на животе, на своей кровати. Кровать становилась хижиной трапперов, спасательной шлюпкой в бурном океане, баобабом, охваченным пожаром, палаткой в пустыне, ложбинкой, в нескольких сантиметрах от которой враги проходили несолоно хлебавши.

На своей кровати я много путешествовал. Чтобы выжить, я брал с собой сахар, который таскал из кухни, и прятал его под подушкой (от песка все чесалось…). Страх — даже ужас — не оставлял меня, несмотря на защиту простыней и одеял.

Кровать: место смутной опасности, место противоречий, пространство одинокого тела, обремененного эфемерными гаремами, ограниченное пространство желания, невозможное место укоренения, пространство мечты и Эдиповой ностальгии:

Кровать

Блажен, кто может спать, от всех сует вдали, В почтенной, вековой, прадедовой кровати, Где предки родились и мирно отошли!

Жозе Мария де Эредиа. Трофеи

3

Я люблю свою кровать. Она у меня чуть больше двух лет. Раньше она принадлежала одной из моих знакомых; она переехала в такую крохотную квартирку, что ее кровать. — совершенно стандартных размеров — едва умещалась в предусмотренной спальне, и она поменяла ее на ту, которая была у меня и которая оказалась чуть у́же.

(Когда-нибудь помимо прочих историй я напишу — смотри следующую главу — историю своих кроватей.)

Я люблю свою кровать. Люблю валяться в кровати и, не отрываясь, смотреть на потолок. Я бы охотно посвятил ему бо́льшую часть своего времени (и, главным образом, утро), если бы занятия, считающиеся более насущными (устанешь перечислять), так часто мне не мешали. Я люблю потолки, люблю лепнину и розетки: они часто меня вдохновляют, а переплетение гипсовых фиоритур легко отсылает меня к другим лабиринтам, сплетаемым фантазиями, идеями и словами. Но о потолках уже никто не задумывается. Их делают безнадежно прямоугольными или, чего хуже, оснащают так называемыми декоративными балками.

Прикроватным столиком мне долгое время служила широкая доска. За исключением твердой пищи (когда я остаюсь в кровати, то обычно есть не хочу) там находилось все, что мне требовалось, как необходимое, так и бесполезное: бутылка минеральной воды, стакан, пара маникюрных ножниц (к сожалению, зазубренных), сборник кроссвордов уже процитированного Робера Сипьона (пользуясь случаем, я хотел бы его немного поправить: в 43-й решетке указанного и в остальном безупречного сборника он — тихонечко — написал «néanmoins» с двумя «m», что, разумеется, разрушало соответствующую горизонталь (нельзя же писать «assomnoir») и серьезно затрудняло решение задачи), пакетик бумажных носовых платков, щетка с жесткой щетиной, которая позволяла придавать шерсти моего кота (впрочем, это была кошка) блеск, вызывавший всеобщее восхищение, телефон, благодаря которому я мог не только сообщать друзьям о состоянии своего здоровья, но и отвечать бесчисленным незнакомым, что они попали не в компанию «Мишлен», полностью транзисторный радиоприемник, передающий в течение всего дня, если моей душе угодно, музыку различных жанров с перерывами на последние известия, долдонящие о дорожных пробках, несколько десятков книг (одни я собирался прочесть, но не читал, другие перечитывал постоянно), альбомы комиксов, стопки газет, все аксессуары курильщика, всевозможные записные книжки, блокноты, тетради и вырванные листки, будильник (разумеется), один тюбик с алка-зельцером (пустой), другой — с аспирином (наполовину полный или, если угодно, наполовину пустой), третий — с антигриппином «Секинил» (едва початый), лампа (конечно), уйма рекламных проспектов, которые я все никак не удосуживался выбросить, письма, шариковые ручки, фломастеры (и те и другие часто исписанные…), карандаши, точилка, резинка (три последние принадлежности предназначены как раз для решения вышеназванных кроссвордов), камешек, подобранный на пляже в Дьеппе, несколько других мелких сувениров и почтовый календарь.