Читать «Александр Иванович Гучков рассказывает» онлайн - страница 25

Базили: И даже известное материальное благополучие, независимость…

Гучков: Я спрашиваю: „Как сошло?“ Жмутся. Потом один говорит: „Ах, Александр Иванович, лучше было бы и не рассказывать. Знаете, сошло так, что хуже и не может быть. Нас там выстроили. Вышел государь; один из нас произнес слово. Затем государь обошел всех нас, поздоровался и каждого из нас спросил, какой он станицы, а потом поклонился и ушел“. Все-таки приехали они за тысячи верст не только представиться, но у них разные нужды, просьбы, надо было показать им человеческое участие. Их особенно возмутил вопрос — „какой станицы“ — другими словами — убирайся, ты мне надоел. Потом [спрашиваю: ] „Были у военного министра?“ — „Были“. Смеются. „Это еще вышло хуже. Сухомлинов спросил каждого из нас, какой станицы и сколько в станице жителей“. Он даже мозгами не повернул, чтобы казачьи интересы затронуть и пообещать — я генералу такому-то сообщу. Я в это время старался строить мосты от старой России к новой и, думаю, так нельзя, таких людей нельзя назад отсылать. Это же ведь хуже, чем эсэровские агитаторы, а почтенные люди — атаманы. Спросят [их в станицах]: как наши вопросы? Они скажут. Нельзя допускать. Я сказал: „Были ли вы у Столыпина?“ „Нет“. „Я вам устрою“. Пошел. Как раз П. А. оказался в кабинете. Я говорю: „К вам просьба, приехала одна казачья депутация, собирается скоро назад, она представлялась государю и военному министру. Они в таком настроении, что в таком виде их отпускать домой нельзя. Примите их, ублажайте их как умеете, и тогда пускай они едут…“ Он говорит: „Может быть государь был очень занят?“ „Не знаю“. „Они у меня не очень много времени отнимут? Хорошо, завтра в таком-то часу пускай ко мне придут“. Я с ним простился, а они были у Столыпина и сочли долгом ко мне зайти. Я спрашиваю их. „Ну, это совсем другой человек. Он нас посадил, сам спросил, по каким делам приехали, какой был урожай, затем казачьи вопросы. Словом, показал некоторый интерес“.

Зная П. А., я убежден, что он им ничего не обещал, он скорее сделает это, но наперед не скажет. Просто показал человеческий интерес — это совсем другое. Вот главное, к чему я веду. В конце этой беседы с казаками один из них мне и говорит: „После приема у государя нас наши станичники [из его охраны] позвали домой. Такой пир устроили, ну и чего я там не наслышался. Эх, Александр Иванович, ежели на них полагаться — ошибиться могут. Это конвойцы — в красном бешмете стоят у дверей гостиных, делают глупые лица, что ничего не видят. Они возвращаются из казарм, служба легкая, языки начинают плести, разговоры начинаются, Распутинщина…“ У ближайших слуг виделось брезгливое, пренебрежительное отношение. В этих кругах конвойских больше знали и более болезненно переживали… и когда во второй или первый день революции, еще до отречения государя, я захожу в комнату думского… [одно слово не расшифровано] Родзянко, Энгельгардт; докладывают, что пришла депутация из Петергофа и хотят видеть нас. Мы видим человек 25 конвоя Е. И. В., затем несколько чинов Сводно-гвардейского полка, подобранные один к другому, представители петербургской дворцовой полиции и чины 1-го ж.-д. батальона. Они говорят, что уполномочены заявить, что они передаются в распоряжение новой власти. Они выработали такую формулу: „Мы только просим разрешения, чтобы нам предоставили охранять тех лиц, имущество которых нам вверено“. Когда они это говорили, я вспомнил сцену 1910 года. Поэтому я быстро поверил в неизбежность крушения — не потому что революция сильна. Если бы хорошие части, они могли бы расчехвостить…