Читать «Две столицы» онлайн - страница 30

Николай Александрович Равич

Самыгин развёл руками:

— Стало быть, я вижу, вы всё-таки отрицаете влияние французских энциклопедистов, коих даже её величество, государыня императрица, высоко почитает.

Радищеву надоело спорить, он махнул рукой и спрятал тетрадь в карман.

— Не отрицаю сего благотворного влияния на многих особ во всём мире и у нас. Но не Вольтер и Дидро создадут новый свободный век во Франции…

— А кто же, позвольте вас спросить?

— Да сам народ, — спокойно сказал Радищев, — низвергнет короля и устроит своё правление…

Хозяин встал, ноги его плохо слушались…

— Знаете, сударь, — сказал он тихо, — вы опасный человек!..

Радищев молча поклонился и пошёл к выходу.

Самыгин находился в смятении: гость казался ему опасным своими крайними идеями, но долг хозяина обязывал быть гостеприимным.

— Куда же вы, Александр Николаевич, так можно подумать, что мы с вами поссорились!..

Радищев вернулся, но разговор не клеился.

— Долго ли вы думаете пробыть в наших местах? — спросил Самыгин.

— Да нет, пробуду ещё несколько дней и направлюсь в Москву…

— Осмелюсь спросить: по служебным делам или по личным?

Радищев помолчал, ответил неохотно:

— Да так, повидать хочу кое-кого из друзей…

Когда они прощались, хозяин, стремясь загладить неприятный осадок, оставшийся после разговора, усиленно стал приглашать Радищева заехать к нему на обед. Радищев обещал и, уже садясь в экипаж, в досаде на самого себя, что дал согласие, пробормотал:

— Боюсь, что ежели снять с этого «просветителя» французский наряд, так останется один помещик…

Мрачный и раздражительный в кругу дворян, Радищев становился другим человеком, весёлым, общительным и ласковым, когда сталкивался с простыми людьми. Александр Николаевич не выносил петербургских светских барынек — намазанных, фальшивых в каждом своём жесте, интересы которых не выходили из рамок парижского журнала мод. В деревне он с трудом сдерживал себя, молча слушая рассуждения соседа-помещика о необходимости телесных наказаний для крестьян, и мог часами разговаривать со стариком пасечником о том, как живут пчёлы и как должны жить люди.

Однажды под вечер Александр Николаевич решил навестить Прокофия Щеглова, прозванного, несмотря на годы, «Прошкой-извозчиком», потому что его иногда посылали с поручениями на почтовую станцию.

После дождливых холодных дней вдруг наступило бабье лето. Заходящее солнце освещало красными лучами поля, деревенскую улицу, избы. У самого выхода в поле стояла изба Щеглова. Большой лохматый пёс спал у ворот.

Радищев вошёл в калитку, пёс приподнял голову, посмотрел на него умными карими глазами, щёлкнул зубами на пролетевшую муху и снова улёгся на прежнее место.

Посередине двора молодая девка, подоткнув подол и сидя на корточках, равномерными движениями доила тучную серую, в коричневых пятнах корову. Ровные струйки молока глухо постукивали, падая в деревянное ведро. Её сосредоточенное лицо, покрытое загаром, сильные красивые обнажённые руки, тяжёлая русая коса были багряными от заката.