Читать «Мы — хлопцы живучие» онлайн - страница 5

— Баб, коня привел.

— А вола ты не привел? — не поверила она, но все же выглянула в окно. И все, кто был в хате — свои и погорельцы, взрослые и дети, — прилипли к стеклам.

— Гля, и правда! Конь!

— Как из плена, бедняжка, — вздохнула бабушка. — И чем же его кормить?

Дед Николай тоже пришел посмотреть на нашего с Санькой коня. Покрутил свои седые усы, потоптался, погладил жеребенка по спине и сказал:

— Стригунок еще. Если хозяева не найдутся, пусть растет.

Наши планы относительно будущего стригунка деду не понравились.

— Еще чего выдумаете, — ворчал он, выдирая из гривы колючки репейника. — Скакун! Не скакун, а кормилец будет. Попадет в хорошие руки — покормит людей хлебом. А вы что за хозяева? Охламоны вы. Дай вам волю — замучите.

Мы обиженно молчим. И как тут не обидеться, охламон — это человек, у которого в голове ветер гуляет. А мы разве такие? И неизвестно еще, кто скорей замучит. Мы его жалеть будем. На улице холодно, так я его накрою на ночь старой постилкой.

— На печь его с собой возьми, — подала совет бабушка. — А не то штаны свои отдай, пускай носит. Ишь ты его! Постилку увидел. Больше ничего твоя голова не придумает?

Но мы хлопцы упрямые. Не постилку, так мешок у бабушки стащили. А назавтра утром, когда выпустили стригунка из хлева поразмяться, стали его приучать к боевому имени.

— Буян! Буянчик! — кричим мы с Санькой наперебой.

Стригунок стоит посреди двора, взлохмаченный, кожа да кости, голову опустил понуро, свесил нижнюю губу, а в нашу сторону и ухом не ведет.

Если хочешь вырастить своего коня, нужно набраться терпения.

Правильное имя — Иван

Спустя неделю-другую после того, как мы с Санькой привели стригунка, фронт стал утихать. Только по ночам еще гудят самолеты и где-то далеко-далеко тяжко ухают бомбы. Наш колченогий сосед Захар Малявка или, как его все зовут, дядька Скок, говорит, что фронт остановился на Днепре и, верно, будет там зимовать. А дядьке Скоку можно верить, ум у него мужской. Кабы такой ум нашей бабушке, она б и беды не знала, быстро бы нашла на нас с Глыжкой управу.

И не так по Глыжке, как по мне плачет отцовский ремень. День-деньской я пропадаю на лугу за нашим огородом, где расположилась зенитная батарея. Сначала мы с Санькой помогали девушкам-зенитчицам рыть окопы, а потом закатывать в них пушки. Мы думали, что за это нам дадут хоть по разу выстрелить. Вот бы здорово было! Все бы хлопцы от зависти лопнули. Но девушки — народ несерьезный, чуть тревога — вытурили нас с батареи как миленьких.

— Вот и правильно, — похвалила зенитчиц бабушка. — А то я уж думала, что вы там нанялись или, может, присушила какая-нибудь.

Часто на ночлег в нашей хате останавливаются солдаты. Одни с фронта идут, другие — на фронт. На железной печурке они заваривают чай, готовят из концентратов суп или разогревают мясную тушенку — что у кого найдется. Иногда и нам с Глыжкой перепадает то сухарь, то ломоть хлеба с маргарином, то кусок чумазого, вываленного в кармане или в вещмешке сахару-рафинада, который всегда пахнет табаком. Чаще всего везет Глыжке и малышам нашей соседки тетки Феклы. А я уж как им глянусь: хлопец ладный, могу и обойтись.