Читать «Тайна музея восковых фигур» онлайн - страница 58
Алексей Павлович Коробицин
Как всегда, Джо говорил сбивчиво, перескакивал с одной темы на другую и во время разговора не переставал двигаться, заглядывать в холодильник и готовить завтрак, который, как это ни странно, оказался великолепным.
Я даже не пытаюсь передать его рассказ. Это невозможно. Скажу лишь вот что: в тот день я понял, что журналистские достоинства Джо не ограничивались его способностью появляться словно из-под земли там, где этого требовали интересы газеты. Джо оказался на редкость проницательным человеком: в событиях и в людях он умел замечать главное. И еще, я убедился и в том, что Джо был очень человечен.
Одним словом, в то пасмурное воскресное утро я узнал, что…
… Лой Коллинз вовсе не был Лоем Коллинзом. По-настоящему его звали Леоном Колинским, и был он польским иммигрантом, приехавшим с сестрой в Соединенные Штаты одиннадцать лет назад с твердым намерением разбогатеть.
Уже в пятнадцать лет разносчик льда Леон Колинский прекрасно знал, сколько в Америке зарабатывает рассыльный, лифтер или рабочий на заводах Форда. Он был в курсе цен на одежду, на хлеб, мог назвать стоимость небольшой комнаты с пансионом в Нью-Йорке, с молниеносной быстротой переводил в уме злотые на доллары, доллары на злотые и снова на доллары. А главное, Леон твердо знал: в Америке не пропадешь! Там даже безработные получают за день больше, чем Леон за целую неделю, таская тяжелые, мокрые бруски льда… В крайнем случае, первое время можно поработать где-нибудь на ферме в Аризоне или в Техасе. Там, говорят, белых людей мало, все больше дикари — индейцы да негры. Разве можно им доверять? А там, в прериях, говорят, живой баран стоит дешевле, чем его шкура. Выходит: освежевал барана, получай бесплатно мясо да еще и деньги. Чудеса! Если бы он вздумал здесь, в Польше, купить хотя бы один килограмм мяса, то ему пришлось бы работать для этого целых три дня! Да что там говорить, когда даже сам пан доктор рассказывал, что в Америке простая больничная сестра получает больше жалованья, чем он, старый, опытный врач.
Давно бы Леон уехал в Америку, если бы не мать. Отца не было, а сестренка не в счет — ксендз обещал похлопотать, чтобы ее устроили в монастырь, как только ей исполнится тринадцать. А вот мать… С тех пор как Леон ее помнил, она все хворала. Даже надоело. Не то, чтобы Леон плохо к ней относился, — ему просто осточертели все эти бесконечные разговоры о лекарствах и о здоровье. Ведь все впустую, все без толку… От одних расспросов соседей можно было сойти с ума! Каждый день одно и то же: «Как себя чувствует мама?», «Что она ест?», «Чем ее лечат?», «Что говорит врач?»… А сами даже не слушают ответов — просто так спрашивают!
Когда мать умерла, Леон не плакал и даже не грустил. Покойница лежала в гробу нарядная и выглядела гораздо красивее, чем при жизни. Мягкая, чуть застенчивая улыбка скрадывала острые черты лица. И теперь уже Леону не было неприятно, когда кто-нибудь говорил, что он точная копия матери.