Читать «Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий» онлайн - страница 36

«Огромная часть социологии, которой занимаются в университетах, — это прикладная социология, огромные лаборатории, которые существуют благодаря локальному муниципальному финансированию. Социологи превратились в таких посредников, которые делают то же, что менеджеры, или же то, что делают журналисты, а именно озвучивают дебаты в средствах массовой информации. Это не очень интересно интеллектуально, но это имеет достаточно большое социальное значение. Аналогична и роль психологов, которые занимаются решением конфликтов в муниципалитетах».

Способна ли роль эксперта стать панацеей для социальных наук? Как влияет она на положение социальных наук в обществе и каковы ее последствия для их идеологического проекта? Ибо амплуа эксперта присущи внутренние противоречия, идущие вразрез с устоявшимися представлениями о социальных науках.

Мы уже упоминали о том, что роль эксперта не предполагает свободу выбора сюжета, по которому ему предстоит высказаться. Исследовательская программа навязывается эксперту обществом, формулируется в «социальном заказе». Вот как понимает эту проблему Франсуа Артог применительно к истории:

«Особенность современной ситуации состоит в том, что историк больше не является хозяином положения. Не он определяет вопросы, не он фиксирует повестку дня. Что ему делать? Вернуться в Сорбонну и сказать себе: „Я буду заниматься чистой наукой“? Может ли он это сделать? С другой стороны, как и на каких условиях он может выступать в публичной дискуссии, не превращаясь просто в эксперта или просто в журналиста? Он разрывается между разными амплуа — журналиста, свидетеля и судьи».

Несколько неприятных для социальных наук следствий вытекает из такого положения дел. Действительно, если не сами социальные науки выбирают те вопросы, на которые они должны дать ответ, а вся научная проблематика определяется конъюнктурой общественной жизни, то объективность их подхода неизбежно оказывается под сомнением. В самом деле, больше не всеобъемлющий метод социальных наук и их внутренняя логика позволяют отличать важные сюжеты от сиюминутных. Напротив, весь выбор исследовательской программы подпадает под власть общественных настроений, пристрастий и фобий. Позиция эксперта принципиально изменяет положение исследователя: он должен находиться в постоянной готовности ответить на чужой вопрос, сохраняя при этом видимость полной независимости.

Слово «эксперт» спасает будущее социальных наук только до тех пор, пока мы безропотно отдаемся во власть иллюзии. Ибо оно ассоциируется с представителем «точных наук» — физиком, математиком, инженером или биологом, т. е. с тем, кто наверняка обладает «объективным знанием». «Научная беспристрастность», «открытие законов», «познание истины» — эти обломки наивного сциентизма 60-х годов — могут только имплицитно присутствовать в идее экспертизы, потому что попытки эксплицитно отстаивать их сегодня, исходя из традиционных способов зашиты идеи объективности, основательно скомпрометированы. Образ эксперта, возникший из отрицания «великих нарративов», связан с идеей фрагментарного знания, которая плохо укладывается в обычное понимание научности. В то же время сама идея объективности и есть один из тех «великих нарративов», спастись от распада которых должна была помочь социальным наукам сомнительная панацея экспертизы.