Читать «Герцоги республики в эпоху переводов: Гуманитарные науки и революция понятий» онлайн - страница 108

Еще одна общая черта — поиск особого стиля, который особенно ясно выражен в творчестве А. М. Эткинда. Стремление адресовать свои тексты широкой читающей публике отражается в стремлении писать литературным, даже художественным слогом вместо привычного наукообразного новояза социальных наук. Выход за пределы академического дискурса как осознанная стратегия проявляется, в частности, в выборе названий, также предельно далеком от академического канона: «Авторство под луной: Пастернак и Набоков», «Подражание дьяволу: Уильям Буллит в истории Михаила Булгакова» (Эткинд). «Поэт-элегик как поэт-порнограф», «Что скрывалось под панталонами», «Чем пахнут червонцы» (Проскурин), «Русские как греки», «Враг народа» (Зорин) и т. д. Но самое главное — работы этих авторов объединяет общий интерес, который до сих пор не был замечен критиками. Это — поиск рецепта величия, который вдохновляет их произведения.

Означает ли сказанное, что новаторы — обуянные гордыней честолюбцы, ослепленные жаждой славы и популярности? Вовсе нет, ибо независимо от того, ищут они или нет удовлетворения личного тщеславия, они обречены искать новую модель величия писателя-интеллектуала-исследователя потому, что старая модель утратила жизненную силу.

В эпоху господства больших парадигм биографии была сужена участь маргинального сюжета: чтобы открывать законы общественного развития, требовались массовые или так или иначе усредняемые факты. Если биография привлекала историков или литературоведов, то обычно в качестве повествования о жизненных перипетиях «популярных» исторических деятелей или культурных персонажей — Леонардо да Винчи, Ван Гога, Пушкина. Боренья уникальной творческой личности с непонимающим, равнодушным или враждебным обществом — таков был обычно главный конфликт жизнеописания. Власть рассматривалась чаще всего как помеха творчеству, препятствие, создаваемое на пути художника, механизм подавления или искажения творческих замыслов, орудие преследования и т. д.

В последнее время биография великого поэта, философа или мыслителя выдвинулась на передний план в разных областях социальных наук — к ней потянулась даже социальная история в лице школы «Анналов». Обращение к биографии писателя или поэта, интеллектуала и философа типично сегодня для многих российских авторов, в том числе и для творчества российских новаторов. Как конструируется индивидуальное интеллектуальное величие, «как Пушкин вышел в гении» — не этот ли вопрос пробуждает интерес современных биографов, хотя далеко не все выносят его в заглавие своих сочинений? Проблема социального измерения и социального конструирования успеха — новый поворот старой темы взаимоотношений творческой личности с властью — выступает на передний план.

Как же сегодня представляются отношения «поэта и царя»? Если раньше биографов интересовало то, как власть уничтожала поэтов и душила дарования, то теперь их внимание привлекают отношения, в которых поэту, философу, интеллектуалу отводится не страдательная, но назидательная, влиятельная и властная (хотя вовсе не обязательно положительная) роль. Эта модель строится скорее на принципах диалога, чем противостояния, в чем трудно не увидеть следы влияния позднего Фуко. Примеры многообразны: Вольтер и Петров в отношениях с Екатериной у Зорина, Ахматова и Сталин у Жолковского… Если же сотрудничество с властью невозможно предположить или герои биографии в нем разочаровываются, то тогда ставится вопрос о параллельности существования власти и поэта, выясняются границы и возможности творческой независимости поэта от власти, права последнего на автономию. Секрет литературного или философского успеха — Аренд и Ренд, поэмы «Руслан и Людмила», оды поэта Петрова — переводится в вопрос о свободе поэта или о месте и роли поэта в обществе. И во всех приведенных примерах роль эта оказывается велика и исполнена значения.