Читать «Голоса вещей» онлайн - страница 5
Виктор Алексеевич Пронин
— Ты небось в кровище весь? — спросил Ксенофонтов.
— И это было. Но сейчас я в норме. Могу позвонить, в гости пригласить…
— И подаришь что-нибудь?
— Приходи. Подарю все, что понравится. Я сейчас на больничном, слегка хвораю… Рука болит, но уже легче.
— А, между прочим, схватки с преступниками в твои обязанности не входят. По должности тебе положено общаться с ними в кабинете, когда им уже нечем бабахать.
— Виноват, — вздохнул Зайцев. — Проявил неуместное рвение. Как говорится, усердие оказалось не по разуму. За что и страдаю. А почему ты не спросишь о…
— Словесном портрете? Я и так знаю — с ним все в порядке. Где ты их взял?
— На базаре. Возле овощных рядов. Но видел их в ресторане, и в комиссионке.
— Меня волнует одно — у водителя были очки в тонкой металлической оправе?
— Были! И у второго тоже. В очках и взяли. Но почему ты решил…
— О! — воскликнул Ксенофонтов. — Это не телефонный разговор. О таких вещах нужно говорить с глазу на глаз. В общем — еду. Жди!
Ксенофонтов одним махом сгреб со стола все исписанные листки, отнес машинистке и, прыгая через три ступеньки, на длинных ногах понесся вниз, прочь из редакции.
— Прежде всего, — обеспокоенно произнес Ксенофонтов, — ты вернул государству пятьдесят тысяч?
— Сорок девять. Тыщу они успели спустить.
— За неделю?! — ужаснулся Ксенофонтов.
— За два дня.
— Как же это можно?..
— Завтра будут с ними беседовать. А пока мне интереснее твои показания.
— Наконец-то ты, Зайцев, стал понимать, где навоз, где жемчужные зерна.
— Итак? Я слушаю.
— Если тебе скажут, что нынешним сезоном неимоверно модны ярко-желтые галстуки с фиолетовой булавкой, ты наденешь такой галстук? Нет. Даже если тебя понизят в должности и обяжут ловить карманных воров. Стоит за этим ограниченность, ложные или истинные представления о прекрасном и уродливом… Что-то за этим стоит, я мог бы порассуждать на эту тему, но тебя волнует другое, не будем отвлекаться. Ты одеваешься в полном соответствии с некими собственными представлениями о своей персоне. Независимо от того, что тебе удастся раздобыть в наших лавках, а чего ты начисто лишен. Смотри, вон идет мужик в зеленом костюме. Он его купил, надел и вышел в город, ощущая себя нарядным и красивым, способным поразить чье-то воображение, может быть, даже женское. А я, я никогда не надену зеленого. Может быть, в этом проявляется мое невежество, мое скудоумие, но! Все это проявляется! Мы все, Зайцев, находимся в жестоком плену представлений о дурном, достойном, возвышенном и подчиняемся этим своим представлениям с рабской покорностью, не пытаясь даже воспротивиться, усомниться…
— Усвоил, — перебил Зайцев. — Дальше.
— Это даже не мода, это нечто другое, значительное и незыблемое. Я, например, могу совершенно твердо сказать, какой галстук ты наденешь охотно, при каком будешь чувствовать себя совершенно счастливым, какой затянешь на своей тощей шее, скрепя сердце, а какой не возьмешь ни при каких обстоятельствах.
— Хотел бы я и это знать, — усмехнулся Зайцев.
— Эти мои знания не о галстуках, Зайцев! Они о тебе. За твоими носками, и трусиками, за твоим заросшим затылком и штанишками, которые явно нуждаются в утюге, за вот этой твоей папкой, за шариковой тридцатикопеечной ручкой стоишь ты, Зайцев, со своими надеждами и заблуждениями, со своим представлением о мире, в котором ты живешь, и о себе самом. Твой пиджак, твой обиженный взгляд, твоя продырявленная бандитской пулей рука рассказывает о тебе куда больше, чем тебе бы хотелось. И твое счастье, Зайцев, что на свете так мало людей, способных читать все эти иероглифы.