Читать «Любовные реки, семейные берега (Архетипические сюжеты семьи и рода)» онлайн - страница 93

Дмитрий Соколов

Почему я уехала тайно – вы, наверное, понимаете. Простите меня. Мой раввин говорит, что мне не нужно писать вам какое-то время, чтобы мне было легче войти в свою новую жизнь. И я думаю, он прав. Б-г даст, пройдет сколько-то времени, и мы увидимся, и вы удивитесь и посмеетесь моему новому виду. И хочется верить, тогда уже в глазах моих уже будет счастье, потому что где-то есть край боли, даже такой большой, как еврейская.

Здесь никто не вспоминает о Холокосте – ну, о гибели евреев в ту войну. Как-то не принято.

Я тоже забываю эту историю стремительно. Когда-то расскажу ее Лее, то есть Тошеньке? Не знаю.

Будьте счастливы, мои родные! Наша семья – большая и здоровая, и мне кажется, мы можем себе позволить отдать одного из нас в еврейство, как раньше отдавали в монастырь. Ну, я шучу. Знайте только, что я не пропала, а вполне жива-здорова.

Ваша М.»

7. Как оно неправильно Слияние с матерью

Если помните среди образов этой книги такую вроде бы физическую модель про людей в семье как частицы в общем поле, то у этих частиц есть несколько рисков, в основном – из поля вылететь, либо слипнуться. Почему слипнуться плохо – не совсем очевидно. Так же как почему господь Бог создал нас в виде одиночных существ со вполне индивидуальным телом и психикой. Почему-то это так. Для меня это не вопрос теории, скорее то, что я наблюдал в жизни и работе, меня настроило на такой лад. Как-то слишком много боли и искореженности я видел в людях, слишком (психологически) сросшихся с другими.

Эти «другие», впрочем, почти всегда – мамы.

Есть как будто какая-то заколдованность в том, что с мамой очень трудно установить «правильное» расстояние. Там очень и очень часто – или слияние, или отвержение. Или «два в одном флаконе», вообще смесь не для здоровой жизни.

Я давно работаю не с детьми, а со «взрослыми», и потому верю в сказку, что сепарация – нормальный и необходимый процесс. Другой вопрос, что сказки про «правильную сепарацию» не существует.

Иногда возникает такое ощущение, что «быть правым» перед собственной мамой в принципе невозможно. Можно по-разному быть неправым.

Я написал два наброска, один «получше», про более-менее часто встречающуюся форму слияния с мамой, в виде такой бескрайней тоски, разлитой по жизни, и никогда никуда не приводящей. Второй отрывок – из более жесткого формата слияния.

Мамочка, долюби меня!

В этой сказке нас трое: я, моя мама. и еще кто-то, кого моя мама любила, но не долюбила. Наверное, это я – но тогда я ничего не понимаю! Почему иссяк тот поток? Почему я сижу как у высохшего русла, где еле струится какая-то мутная фигня и ковыряюсь в камешках и отбросах, а я ведь помню, что здесь была чудесная здоровенная река? Или я не помню, но знаю, что она должна здесь быть?

Здесь где-то чего-то не хватает, и я ничего не понимаю. Я только знаю, что мне больно, что мне нужна моя мамочка, чтобы любила меня, а ее нет, есть совсем другой человек. Да и меня, наверное, нет – той, которую мама могла бы любить! Что же – во мне память другого человека? Нет, это моя собственная память, память маленького ребенка. Мне просто где-то не хватило, не хватило любви!