Читать «На заре царства» онлайн - страница 164

Она ловко вскочила на коня. Ходкой рысью они двинулись вперед, вскоре миновали стан подмосковный и выехали в приволье лугов, залитое лунным светом. Ехать им предстояло часа три. Боясь, что девушка с непривычки устанет от верховой езды, Аленин замедлил ход. И зашел между ними нескончаемый разговор. Он чувствовал потребность рассказать Наташе обо всем им пережитом и своей жизни в разлуке с ней, об увлечении Мариной и снять с совести тяжесть этого греха. Долог был разговор. Надо было вспомнить все со времени отъезда за границу, чтобы понять причину всего случившегося. В чистосердечной исповеди Аленин не жалел себя, не оправдывал, но бичевал и обвинял. Хотелось резче очертить свои грехи, чтобы полнее было оправдание и прощение, если он их заслужит.

— Такова моя жизнь, Наталья Матвеевна, — сказал он, закончив исповедь. — Вся она перед тобою без утайки. Во власти твоей казнить или миловать. Скажи же свое конечное слово.

Кони, пофыркивая, шли шагом. Залитая лунным светом, степь обдавала их волнами свежего аромата, звенела созвучным пением тысячи кузнечиков, тепло июльской ночи ласкало. Забылись на время ужасы всего ими пережитого и всего переживаемого сейчас Москвой, и душа растворялась в безотчетном желании мира, прощения и радости. И как аромат цветов под ногами коней, как пенье кузнечиков, их души, объятые этим желанием примирения, сливались в одном порыве к дружбе и давно понятой, но никогда не высказанной любви, чтобы вместе найти силу бодрости и взаимной поддержки для преодоления неизбежных пока грядущих трудностей жизни.

Как бы чувствуя порыв их влечения, кони дружно шли в ногу, теснясь друг к другу. Опустив голову, ехала Наташа. После выслушанного рассказа она приняла решение. Но волнение мешало говорить. А говорить нужно было.

— Дмитрий Ипатыч, — прозвучал наконец тихо ее голос, но показалось, как будто ночь притаилась, слушая его, и кузнечики примолкли, — я ли вольна судить, казнить тебя, коли без тебя мне жизнь была не в жизнь, коли ждала я тебя, каким бы ты ни пришел…

Дух у него захватило.

— В разлуке с тобой, — продолжала она, — дня не проходило без мысли о тебе. Я не винила тебя, а болела душой, жалела, знала: не на радость, а на муку ушел ты от меня… Так что ж теперь-то говорить!..

Уже встретились их руки. Еще мгновение… Но… насторожилась ночь, разыгралась вдруг безудержным звоном кузнечиков, распахнула ризы благоуханий луговых цветов и скрыла подмеченную тайну, святую, стыдливую и чистую.

Алел уже восток, отражая свой свет на их счастливых лицах. Кони, отдохнув, сами взяли дружной рысью. И навстречу всходившему солнцу Наташа и Дмитрий ехали, веря в лучшее будущее, в свои силы, в торжество правды на истерзанной невзгодами земле Русской.

Вскоре показались стены и главы Троицкой лавры.

Матвей Парменыч, уже поправившийся, встал по обычаю рано и первый раз после болезни вышел подышать утренним воздухом. Он чувствовал себя бодро: подавляя мысли о личных невзгодах, он думал о той великой работе, за которую снова принялся совместно с Авраамием Палицыным и отцом Дионисием. Двое всадников, быстро въехавших в монастырские ворота, привлекли его внимание. Заметили издали боярина и они, поэтому остановились и спешились.