Читать «Под крылом земля» онлайн - страница 113

Лев Аркадьевич Экономов

Земля отдалялась с каждой секундой. Вот она задернулась дымкой. Высота вполне достаточная для выполнения штопора.

Штопор! Когда-то это слово бросало летчиков в дрожь. Штопор был немыслим без смертельного исхода. И вот русский летчик Арцеулов, зная, что каждая-пилотажная фигура может непроизвольно окончиться штопором, дал ключ к разгадке его законов. Но штопор и сейчас относится к фигурам сложного пилотажа и требует от летчика большого умения. За короткое время самолет теряет огромную высоту. Чуть прозевал с выводом из штопора — и конец, врежешься в землю.

Я плавно убрал газ. Самолет начал вздрагивать, что говорило о потере скорости, а значит, и поперечной устойчивости. Теперь — ручку на себя, левую ногу — вперед. Машина больше не в силах держаться в воздухе. Она срывается в штопор.

Серебристый самолетик на экране, словно по крутой винтовой лестнице, несется вниз. Виток. Полтора, два…

Перед глазами завертелись в безудержном вихре земля, небо, лес, облака. Два витка. Два с половиной… Три витка. Земля рядом. Промедление — гибель. Я жму на педаль… Вращение приостанавливается. Самолет переходит в пике, из которого я тотчас же вывожу его. Мотор начинает петь, как хорошо натянутая струна. Снова делаю виражи, но теперь у самой земли. В селе, что передо мной, наверно, справляют свадьбу. У крытого белой жестью дома стоят лошади, запряженные в легкие убранные цветами таратайки. Кругом люди. Задрав головы, машут руками, прыгают, кидают шапки. Мне хочется поздравить их с праздником.

Упражнение выполнено. Теперь остались «горка» и «спираль».

Разгоняю самолет по прямой и даже с принижением, вот-вот плоскости начнут косить верхушки берез. Секунда, вторая, третья — и я над аэродромом. Мелькнули прижатые к земле каптерки, стоянки самолетов, взлетная полоса.

Самолет за счет инерции и мотора идет вверх — делает свечу, как говорят летчики. Вот уже не стало инерции, а самолет, хотя и с уменьшенной скоростью, карабкается в гору, теперь за счет мотора. Скорость падает. Дальше подниматься нельзя. Делаю спираль. Как можно меньше терять высоты за один виток спирали! Самолет кружится с зависом, точно огромный аист.

— Пока все хорошо, — говорю я вслух. И как бы в подтверждение этому слышу свой позывной.

— Вы молодец, лейтенант Простин! Желаю такой же посадки.

Чей это голос? Молотков говорит иначе… Неужели командующий?!

Включаю передатчик и отвечаю, как подобает солдату:

— Служу Советскому Союзу!

В памяти встает день, когда я впервые пришел на занятия в аэроклуб.

Дежурный по классу — рыжий долговязый детина — сказал мне:

— Там, в инструкторской, есть ящик с моторной компрессией. Принеси-ка его, дружок.

Тогда я не знал, что компрессия — это сжатие газа или воздуха в цилиндре, и побежал выполнять поручение.

На аэродроме он снова подшутил надо мной, заставив привезти на тележке жиклер — этот малюсенький, с наперсток, латунный цилиндрик для карбюратора.

Вспомнилось, как я впервые «понюхал воздух» на учебном самолете. В задней кабине сидел инструктор Чесноков, которого мы звали Зубной болью: стоило потянуть на себя ручку больше, чем нужно, — и тотчас же получал накачку. Когда я в первый раз самостоятельно сделал полет по кругу, то едва стоял на ногах — так устал за эти пять — семь минут. Но как мы, курсанты-выпускники, были благодарны Чеснокову за его требовательность! И как мы сами потом подшучивали над молодыми курсантами, посылая их прикуривать от костыльной установки или устранять зазор между тряпкой и стабилизатором.