Читать «Глубинка» онлайн - страница 116

Глеб Иосифович Пакулов

Котька обошел запруду кругом. Насыпь кое-где промыло, сквозь нее просачивались ручейки, ниже они сливались в один, и он, уже сильненький, журчал дальше по склону, огибая муравьиную кучу. Великое смятение охватило жителей муравейника. Они суетились, но в их суете чувствовался мудрый порядок. Котька присел на корточки, пригляделся.

Видимо, вода проникла в жилище и подтопила нижние помещения. Спасая потомство, одни муравьи вытаскивали наверх белые куколки, другие волокли прутики и соринки, воздвигая на пути ручейка плотину, намереваясь отпрудить его бег в сторону. Хоть и мал был ручеек — в палец всего, для муравьишек он был рекой, был пагубой. Они обреченно бросались в поток, их сносило, прибивало к грудке мусора, перемешанного с черными телами собратьев, и грудка эта шевелилась. Из-под натасканных соринок торчали лапки, тускло отсвечивали белыми опоясками опившиеся до смерти брюшки, но насыпь, хоть еще и непрочная, стояла на пути врага. Все новые колонны муравьев выходили из глубин муравейника, бросались в бой и гибли, наращивая телами спасительный вал.

Котьку поразила их отчаянная борьба. Жалея муравьишек, он колышком процарапал новое русло, и вода отступила от муравейника.

На огород свой заходить не стал, глянул издали — цел, не изрыт покопками. Тут бедокурить лихим людям опасно, поселок под боком. Заметят — захлестнут без долгих разговоров, лют стал народ на жуликов.

По взвозу на яр поднималась с корзиной Вика. Он обрадовался ей, окликнул. Из-под придавившей ее корзины Вика посмотрела вверх, узнала Котьку. Он спрыгнул с яра вниз и по песчаному откосу съехал к ней, снял корзину. Платье на Вике было мокрешенько, прилипло, обозначив острые лопатки. Вдвоем они как следует отжали белье, и Котька выволок полегчавшую корзину наверх.

— К деде Гоше зайдем, — предупредила Вика.

Он кивнул, догадываясь, что синяя рубаха — дедова, а белая в полоску — фельдшерова. Помогает старикам Вика.

Дед прихварывал. Он лежал в своей маленькой комнате на железной кровати, укрытый серым солдатским одеялом. Седые волосы прилипли ко лбу, в провалах землистых щек серебрилась инеем давно не бритая щетина. Старый дед спал, а над кроватью в овальной раме висела его фотография, только молодого, в лихо заломленной бескозырке, с колечками усов над губастым, улыбчивым ртом, но еще без серьги в ухе. О том, как она появилась у него, знал весь поселок. И для мальчишек эта романтическая история не осталась тайной. Подвыпив, дед любил вспоминать, как вторая эскадра поплыла из Балтики на Дальний Восток бить японцев, как на знойном островном берегу под печальным навесом пальмовых листьев гибкая, как хлыст, малайка, прикрытая гирляндой белых цветов, зацеловала его, очумила ласками, а утром, встревоженная пением горна с эскадры, разлукой с нечаянной любовью, прокусила белыми клычками его ухо, вдернула свою серьгу и объяснила, коверкая слова: «Потеряешь — помрешь!»

— Дедка. Дедка-а! — стала звать его Вика, будто выманивая из какого-то далека.

Он открыл больные глаза, долго смотрел на Вику, должно быть все еще видя перед собой что-то свое, трудно переходя из одного состояния в другое.