Читать «Ближе к истине» онлайн - страница 25

— Ну, идите вы, — и получалось у него так, как будто выбор не зависел от него. (Это чтоб остальным не обидно было).

Наши ответы Семен Исаевич всегда выслушивал внимательно. Никогда не перебивал! Если ответ ему нравился, он говорил:

— Что ж, садитесь. Пять, — и снова в его тоне было что‑то независимое, будто отличный ответ — это явление само собой разумеющееся.

Если кто‑либо отвечал плохо, он морщился и грустно смотрел то на отвечающего, то на нас всех.

Эта его грустная, чуть насмешливая улыбка, в годы учебы в техникуме всегда настораживала меня. Я о ней всегда помнил. Она заставляла меня даже в трамвае мысленно повторять материал по математике. Бывало, обнаружу, что я забыл что‑то, и настроение мое портилось, и успокаивался я только тогда, когда открывал книгу и восстанавливал в памяти забытое. И все это не потому, что я боялся Семена Исаевича и плохой оценки, нет! Просто мне никогда не хотелось своим плохим ответом вызывать у Семена Исаевича эту его грустную, чуть насмешливую улыбку.

К сожалению, не все об этом заботились. Были среди нас неисправимые ленивцы. Они не умели или не хотели закреплять полученное на занятиях, отвечали плохо и объясняли это так: «Да вот, когда вы (С. И.) объясните, — все понятно, дома ничего не понимаю».

Семен Исаевич никогда не упрекал за плохой ответ. Если кто‑либо плохо отвечал, это вызывало в нем единственную реакцию — немедленно, любыми способами довести до сознания отвечающего материал. Он мог несколько раз повторять объяснение и делал это с веселой энергией, артистично.

Мы это ценили, и большинство из нас старались учиться хорошо. К математике мы готовились усердно. Так у нас поддерживалось постоянное чувство взаимоуважения. И я не помню ни одного плохого высказывания среди нас, учащихся, в адрес Семена Исаевича.

Среди коллектива преподавателей были такие, кто осуждал Семена Исаевича именно за добрый контакт с нами. Мы знали, что его не любили директор техникума и завуч…

Завучем был старый педагог — историк Василий Фокич. Отличный знаток своего дела! Но в обращении с учащимися он пользовался какими‑то старорежимными приемами. Отчего возникала некая враждебная атмосфера между ним и нами. Такие отношения он считал нормальными и требовал такого же от всех преподавателей. За это мы считали его чудаком и отжившим. На его уроках в группе всегда стоял гвалт. Мы занимались кто чем хотел, но не историей. Василий Фокич же не обращал внимания на шум. Он рубил воздух ладонью и нудно внушал, сосредоточенно вглядываясь в свои конспекты — исписанные вдоль и поперек листки.

Мы знали, что он как завуч требовал и от Семена Исаевича составления длинных планов проведения занятий и конспектов лекций. Семен Исаевич имел из‑за этого немало неприятностей. Но он всегда приходил на урок без конспектов и даже без журнала. Вынимал из верхнего, нахрудного кармана маленький блокнотик и, заглянув в него, начинал урок. А иногда даже не заглядывал в блокнотик. Заходил в аудиторию и сразу начинал с того, на чем остановился в прошлый раз. И это у него удивительно интересно получалось! И внешне он казался прекрасным: от моих первых впечатлений о нем не осталось и следа. Его толстые губы были очень подвижными, близорукие глаза — живыми и выразительными, а кривая усмешка — лукавой и нежной.