Читать «Властители и судьбы» онлайн - страница 175

Виктор Александрович Соснора

— Вы-то понимаете, что Грецию объединить необходимо?

Дядья кивали.

Язон развивал:

— Фессалия — самая выгодная область, откуда мы пойдем. Через Фермопилы мы проходим в Беотию, захватываем Дельфы. Дельфийский оракул предсказывает паденье остальным областям.

— Продумано замечательно, — перебил Фер. — Но Пелий…

Язон поджал тонкие губы.

Полнолуние.

Рычали собаки. Изредка лаяли.

Черепичные крыши озарены так ярко, что различима каждая черепица. Не развевается дым над крышами. В Иолке укладываются рано.

Пьяный столяр напевает у изгороди. В его бороде — стружки. Напевает столяр о чьей-то замечательной любви. Странно: чем беднее и невзрачнее народ, тем замечательнее легенды его.

У Медеи уже двое детей. Годовалый Икар сосет уголек своего годовалого мира.

Семилетняя Майя помогает укладывать вещи. Скудно количество вещей у семьи Язона. Вздрагивающими пальцами Язон торопливо обвязывает колесницу льняными веревками. Секунда промедления угрожает казнью.

Вчера, ближе к вечеру, Медея омолодила Эсона. Из целебных трав она сварила волшебное зелье в котле из меди. Она перерезала ножом горло Эсону и вылила старую кровь, зелье — влила в рану; было заметно, как зелье наполняет кровеносные сосуды. Жители Иолка пришли наблюдать. Поначалу они содрогнулись, позднее — возликовали. И приносили они полугнилые бревна вековых олив, и на бревнах появлялись цветы и корни. Немало омоложенных олив посадили в этот вечер жители Иолка. Они окунали в зелье больных баранов и угоняли нежнорунных блеющих ягнят.

Ближе к окончанию ночи, когда Медея заснула, когда зелье уже не действовало, когда Язон, взволнованный, с вниманием разглядывал дорогу, тогда прибыли дочери Пелия, тайно, в кольце одиннадцати рабов: они шепотом умоляли Язона позабыть обиды, и Язон позабыл, и рабы унесли котел.

Еще ближе к окончанию ночи, когда побелело небо и стало влажным, когда солнце уже подняло над горизонтом два пальца и на пальцах уже краснело два ногтя, когда пришел скромный Клитий со всеми лучниками Иолка и объявил, что по причинам, не лишенным интереса, дочери зарезали Пелия, но не омолодили, когда Язон воскликнул облегченно: «Прекрасно, я — царь!» Когда Клитий, не повышая голоса, опроверг это опрометчивое восклицание: «О да, прекрасно, царь — я, Клитий», когда пятьсот лучников подтвердили, что и вправду царь не озлобленный убийца Язон, а миролюбивый и добросердечный Клитий, когда Язон обвинил Клития во всех пороках, когда Клитий, рассеянно разглядывая третий палец восходящего солнца, прошептал, стесняясь и сожалея, что, если Язон и его семья не уедут из Иолка в драгоценную и давно приглашающую Язона и его семью Спарту, если они по какой-нибудь малозначительной или малоизвестной причине не разрешат себе удовольствия уехать до той секунды, когда солнце поднимет над горизонтом седьмой палец, он, Клитий, оберегая легендарную и единственную дружбу и оберегая население Иолка от неминуемого зрелища казни твоей, Язон, и твоей семьи, он, Клитий, вынужден будет окружить вашу хижину и поджечь ее, и скорее всего, что в таком случае сгорит все имущество и все жители хижины, когда Язон, онемев от ненависти, разбудил Медею, а Эмпуса грузно побежала разыскивать Эсона, который после омоложения, разрумяненный и черноволосый, семнадцатилетний, то разрубал бревна, то обнимал белые камни, то, смущая Язона, мучительно раздумывавшего, как же отныне называть отца, более молодого, чем он, сын, более целеустремленного, чем он, сын, когда приползла Эмпуса и слезы выливались из кобыльих очей кормилицы, когда Эмпуса сообщила, что разыскала Эсона, он — повесился, когда по белому влажному небу забегали зеркальные зайчики, а солнце подняло свой шестой палец, украшенный алым ногтем, — тогда Язон начал упаковывать колесницу, вздрагивающими от ненависти и оскорбления пальцами окутывая колесницу льняными веревками, завязывая узлы.