Читать «Ублюдки» онлайн - страница 2

Но зато на хриплый, душераздирающий звук этой гармошки, когда он, скажем, «Утомленное солнце» играет или там «Миллион алых роз», теперь все, как воронье, тут же слетаются. Ну и деньга соответственно сыплется.

Особенно иностранцев пробирает. Бывает, полкепки зеленых набросают за какие-нибудь пять минут. Тут надо не зевать, сразу прятать. Во-первых, кепка должна быть все время пустая (не совсем, конечно, а так, на донышке), в полную кепку кто же бросит, а во-вторых, не дай бог менты зелень заметят: мало того что отберут, еще и таксу поднимут, братан тогда по головке не погладит.

Непростая работка, одним словом, но Родька справлялся. Конечно, ымидж, то бишь видок, помогал немало. На вид ему было лет восемь, хотя на самом деле уже давно двенадцать стукнуло, к тринадцати подбирался. Волосенки светленькие, длинные. И темные глазки из-под них блестят живо и приветливо.

Родька перед работой волосы обязательно в грязной воде мочил, которая после мытья посуды оставалась. Они тогда слипались, висели редкими жирными сосульками, он периодически встряхивал головой, вроде как с глаз отбросить, чтобы не мешали, а на самом деле, чтобы лохи внимание обратили, какая у него волосня грязная и нечесаная, причесать-помыть некому.

Ну и еще, конечно, помогала память. Она у Родьки отменная, цепкая: если кто разок подходил, деньгу бросал, он его уже запоминал надолго. Потом, завидев опять, сразу выкликивал из толпы: ой, здрасьте! Лох, конечно, тут же останавливался, кивал ему, смущенно оглядывался вокруг. Видно было, что колеблется — подойти или нет.

Но Родька его уже не отпускал. Обаятельно улыбался во весь свой щербатый рот. Как, кричал, живете-можете? Ну, тут уж лох подходил и, ясное дело, раскошеливался, куда ему теперь деваться.

А особенно получалось удачно, если лох был с бабой. Во-первых, он и сам перед бабой выебнуться старался, а во-вторых, баба в связи с женской жалостностью тоже его подначивала, чтобы, значит, не скупился, дал побольше. Бывало, что и сотенную бросали, а то и две.

Житуха, короче, была ништяковая, Родьке нравилась.

Эту бабу он узнал сразу, как только первый раз ее увидел. А как же ее не узнать, когда буквально напротив, тут же в переходе, висел плакат, в смысле афиша с ее здоровенной цветной фоткой.

Афиш здесь вообще полно развешено, театров-то вокруг навалом. Родька, когда бывали перерывы в людском движении, от нечего делать их изучал. Эту афишу он особо полюбил — во-первых, потому что название у театра было чудноватое — Театр Луны, а во-вторых, баба тоже была ништяковая — волосы до плеч, шея тонкая, губы сочные такие. И улыбалась она своими сочными губами охуительно.

Театр Луны этот, по всему, где-то недалеко находился, потому как баба частенько мимо шастала. В выходные он ее, бывало, даже замечал по два раза в день. Сначала утром вдруг из метро бежит, потом часа через три обратно. А затем уже вечером, где-то в начале седьмого, ну и часов в десять — пол-одиннадцатого опять назад, в метро. И при этом обязательно бегом-бегом, видно, что вечно опаздывает — то туда, то сюда.