Читать «Такса» онлайн - страница 75

Его руки мнут в руках шляпу. Только ее отец способен надеть шляпу в плюс двадцать пять!

— Да я… Ты прости меня, Женечка. Я не хотел мешать… Так, посмотреть… издалека…

— Откуда ты узнал вообще?

— Худяков сказал… Не ругай его только.

Она молча смотрит на него. Даже не смотрит — рассматривает. Очень сильно сдал. Постарел, посерел. Выгладит старше своих… Женька хмурится, сообразив, что не может сразу вспомнить — сколько отцу лет. А он ее нахмуренные брови понимает иначе.

— Не сердись, Женя. Я мешать не буду. Посмотрел на тебя, на мужа твоего, на сыночка вашего — и пойду.

Резко поворачивается, чтобы она не успела увидеть слезы в его глазах. И едва успевает ухватиться за спинку кстати оказавшейся неподалеку скамейки — так кружится голова. И черные мельтешащие точки перед глазами, и стоять трудно, даже опираясь.

— Эй, ты чего?! — она рядом, ныряет под его плечо, а ему уже не до гордости — буквально падает на нее, ноги ни черта не держат. Эта жара его доконала!

С помощью Жени делает несколько с трудом дающихся шагов и тяжело опускается на скамейку. Женька приседает перед ним на корточки и начинает яростно расстегивать пиджак, ослабляет тугой узел галстука, потом приходит очередь верхних пуговиц рубашки. И при этом ругается вполголоса:

— Чем ты думал, а? У тебя что — одежды летней нету? Ты б еще куртку одел!

— Дорога просто долгая, а у нас прохладно, между прочим… — дышать становится легче — то ли оттого, что ничего не давит на горло, то ли — от прикосновений ее рук.

— А прогноз погоды посмотреть? Что, Интернет недоступен пониманию доктора наук?

— Женя, не ругайся так…

— Что случилось? — над их головами раздается голос Олега.

Женька оборачивается, немой вопрос в глазах.

— Мелкий у мамы.

Она кивает.

— Папе плохо. Принеси воды, пожалуйста. Есть у тебя в машине?

— Сейчас.

Они снова остаются вдвоем.

— Напугал меня, блин! Ну и кто ты после этого?

— Дурак, Женя. Старый больной дурак, — перехватывает ее руку и прижимает к своей щеке. И прямо поверх ее руки бегут горячие слезы, которые невозможно удержать. — Вот, приполз к тебе. Когда уже поздно. Ты прости меня, если можешь. А не можешь — я пойму. Такое простить невозможно. — Женька потрясенно смотрит на него. — И не переживай. Я ведь люблю тебя, Женя, хоть в это и трудно поверить. И не буду лезть в твою жизнь. Я только вот… посмотреть хотел… — «Напоследок» — добавляет уже про себя.

Она не отнимает свою руку. И не сразу находится, что сказать.

— Ты плачешь? Пап… Ты что? Ты же не плакал, даже когда мама умерла, сейчас-то зачем?

— Плакал, Женя, еще как… Ты просто не видела. Когда теряешь любимых — нельзя не плакать.

— Пап…

— Знаешь, я на могиле мамы такие цветы посадил, красивые. Маргаритки, примулы, ирисы.

В горле становится тесно и горячо.

— Цветы посадил? Сам, что ли?

— Да. Как раз перед больницей в последний раз.

— Какой, нахрен, больницей?

— Язву оперировали, — безнадежно машет рукой.

Подходит Олег с бутылкой воды.

— Спасибо.

Несколько осторожных аккуратных глотков. Потом профессор Миллер достает платок, вытирает лоб, слегка поправляет галстук. А Олег, между тем, разглядывает своего тестя. Фигово он выглядит, прямо скажем. И Женька на него совсем не похожа. А потом Андрей Францевич поднимает глаза и Олег вздрагивает — те же внимательные серо-голубые глаза, что и у его жены. У Женьки глаза отца.