Читать «Выпусти птицу!» онлайн - страница 4

У озера

Прибегала в мой быт холостой, задувала свечу, как служанка. Было бешено хорошо, и задуматься было ужасно!.. Я проснусь и промолвлю: «Да здррра- вствует бодрая температура!» И на высохших после дождя громких джинсах – налет перламутра. Спрыгну в сад и окно притворю, чтобы бритва тебе не жужжала. Шнур протянется в спальню твою. Дело близилось к сентябрю. И задуматься было ужасно, что свобода пуста, как труба, что любовь – это самодержавье. Моя шумная жизнь без тебя не имеет уже содержанья. Ощущение это прошло, прошуршавши по саду ужами… Несказаемо хорошо! А задуматься – было ужасно.

Сон

Мы снова встретились. И нас везла машина грузовая. Влюбились мы – в который раз! Но ты меня не узнавала. Меня ты привела домой. Любила и любовь давала. Мы годы прожили с тобой. Но ты меня не узнавала!

Старая фотография

Нигилисточка, моя прапракузиночка! Ждут жандармы у крыльца             на вороных. Только вздрагивал,          как белая кувшиночка, гимназический стоячий воротник. Страшно мне за эти лилии лесные, и коса, такая спелая коса! Не готова к революции Россия. Дурочка, разуй глаза. «Я – готова, отвечаешь, –             это – главное…» А когда через столетие пройду, будто шейки гимназисток             обезглавленных, вздрогнут белые кувшинки на пруду.

Разговор с эпиграфом

Александр Сергеевич, разрешите

представиться.

Маяковский

Владимир Владимирович,             разрешите представиться! Я занимаюсь биологией стиха. Есть роли      более         пьедестальные, но кому-то надо за истопника… У нас, поэтов, дел по горло, кто занят садом,         кто содокладом. Другие, как страусы,           прячут головы, отсюда смотрят и мыслят задом. Среди идиотств, суеты, наветов поэт одиозен, порой смешон – пока не требует        поэта к священной жертве           Стадион! И когда мы выходим на стадионы в Томске или на рижские Лужники, вас понимающие потомки тянутся к завтрашним            сквозь стихи. Колоссальнейшая эпоха! Ходят на поэзию, как в душ Шарко. Даже герои поэмы          «Плохо!» требуют сложить о них «Хорошо!». Вы ушли,     понимаемы процентов на десять. Оставались Асеев и Пастернак. Но мы не уйдем –          как бы кто ни надеялся! – мы будем драться за молодняк. Как я тоскую о поэтическом сыне класса «Ан» и 707-«Боинга»… Мы научили       свистать           пол-России. Дай одного       соловья-разбойника!.. И когда этот случай счастливый                представится, отобью телеграммку,           обкусав заусенцы: «Владимир Владимирович,             разрешите преставиться. Вознесенский».