Читать «Старый порядок и революция» онлайн - страница 99

Алексис Токвиль

Но что действительно представляется странным, так это тот факт, что мы сохранили заимствованные из литературы привычки. В продолжение моей общественной деятельности я не раз удивлялся, встречая людей, вовсе не читавших произведений XVIII века как, впрочем, и каких-либо иных; они питали большое презрение к писателям, сохраняя верность некоторым из главных недостатков, привитых литературой еще до рождения этих людей.

Глава II

О том, каким образом безбожие смогло стать у французов XVIII века общей и преобладающей страстью и какого рода влияние оно оказало на характер Революции

Со времен великой революции XVI века, когда общий дух исследования предпринял попытку различить истинные христианские традиции от ложных, не переставали появляться более смелые и более пытливые умы, всецело признававшие или отвергавшие эти предания. Тот же дух, что во времена Лютера заставлял миллионы католиков отказаться от католицизма, ежегодно подталкивает нескольких христиан порвать с самим христианством. За ересью последовало неверие.

В самом общем виде можно сказать, что в XVIII веке христианство на всем европейском континенте в значительной степени утратило свое могущество. Но в большинстве стран оно не столько подвергалось гонениям, сколько было забыто и оставлено. Народ же покидал лоно христианства как бы с сожалением. Безбожие было в ходу среди государей и передовых людей, но оно не проникло еще в средние классы и в народ. Оно оставалось причудой избранных умов, но не общим убеждением. В 1787 году Мирабо писал о том, что «в Германии широко распространено ложное мнение, будто бы прусские провинции кишат атеистами. На самом же деле, если там и встречалось некоторое число вольнодумцев, то народ был также религиозен, как и в самых набожных местностях, более того — там насчитывалось огромное число религиозных фанатиков». Мирабо выражает сожаление, что Фридрих II не разрешает католическим священникам вступать в брак и главное — оставлять доходы от церковных бенефиций вступающим в брак священникам. «Мы осмеливаемся думать, — добавляет Мирабо, — что отмена сей меры была бы деянием, достойным этого великого человека». Но нигде, кроме Франции безбожие не стало общей страстью — пылкой, нетерпимой, деспотической.

Во Франции же творилось нечто небывалое. И в иные времена случались яростные нападки на упрочившиеся религии, но выказываемый при этом пыл всегда был порожден рвением, внушаемым новыми религиями. Многочисленные и страстные противники ложных и отвратительных религий древности появились только тогда, когда христианство пришло на смену этим верованиям. До сего момента они тихо и бесшумно угасали среди скептицизма и равнодушия — то была старческая смерть религии. Во Франции яростные нападки на христианство начались тогда, когда даже не предпринималось попыток заменить его иной религией. Из душ людей яростно и упорно пытались вырвать с корнем наполнявшую их веру, что приводило к полному опустошению душ. Толпе пришлось по вкусу столь противное естественным склонностям человека и повергающее его душу в болезненное состояние неверие. Все то, что до сих пор порождало лишь тягостное томление, на сей раз вызвало к жизни фанатизм и дух пропаганды.