Читать «Старый порядок и революция» онлайн - страница 134

Алексис Токвиль

Я показал, как королевское правительство, уничтожив вольности провинций и заменив собою все местные власти на ¾ территории Франции, сосредоточило в своих руках все дела — как самые мелкие, так и наиболее важные. С другой стороны, я показал, как вследствие этого Париж стал хозяином всей страны, хотя до этого был всего лишь ее столицею; точнее, он подменил собою всю страну. Только этих двух фактов, составлявших характерную особенность Франции, было бы достаточно для объяснения, почему восстание смогло до основания разрушить монархию, выдерживавшую в течение стольких столетий жестокие удары и даже накануне своего падения казавшейся непоколебимой тем, кому предстояло ее низвергнуть.

Франция принадлежала к числу европейских стран, в которых политическая жизнь уже давно полностью угасла и где обыватели в наибольшей степени утратили деловой навык, привычку понимать смысл событий, опыт народных движений, да и само понятие народа. Поэтому несложно понять, каким образом все французы, не замечая того, были вовлечены в страшную революцию, причем впереди шли те, для кого она представляла наибольшую угрозу, они приняли на себя труд открывать и расширять ведущий к ней путь.

Поскольку в стране более не существовало свободных институтов и, следовательно, жизнеспособных политических корпораций и организованных партий и поскольку в отсутствие всех этих упорядоченных сил руководство зарождающимся общественным мнением выпало на долю одних только философов, то вполне можно было ожидать, что Революция будет руководствоваться не столько известными фактами, сколько отвлеченными и очень общими теориями. Можно было заранее предсказать, что нападкам подвергнутся не отдельные дурные законы, но все законы вообще и что старое государственное устройство Франции будет заменено совершенно новой системой управления, выдуманной литераторами.

Поскольку Церковь всем своим существом была связана со старыми институтами власти, которые предстояло разрушить, то можно было не сомневаться, что, опрокидывая гражданскую власть, Революция расшатает и устои религии. А раз так, то невозможно было представить себе, до каких неслыханных дерзостей дойдет разум новаторов, освободившихся от пут, налагаемых на воображение человека религией, обычаями и законами.

Человек, тщательно изучивший состояние страны, с легкостью мог предвидеть, что нет такой неслыханной дерзости, на которую нельзя будет отважиться, ни такого насилия, которое нельзя будет стерпеть.

«Как! Во всей стране нет человека, который был бы способен взять на себя ответственность за самый незначительный округ, — восклицает Берк в одном из своих самых выразительных памфлетов. — Более того: нет и человека, способного поручиться за своего ближнего. Всякий может быть подвергнут аресту в собственном доме, и неважно, в чем его обвиняют — в роялизме ли, в модератизме или в чем другом». Берк не имел ясного представления о том, в каких условиях оплакиваемая им монархия передала нас нашим новым властителям. Администрация Старого порядка заранее лишила французов желания и возможности помогать друг другу. Когда разразилась Революция, на большей части территории Франции было бы невозможно сыскать и десятка человек, привыкших постоянно действовать сообща и самим заботиться о своей защите. Это дело должна была взять на себя только центральная администрация. Поэтому, когда управление перешло из рук королевской администрации в руки безответственного и суверенного собрания, из благодушного ставшего грозным, то власть не встретила перед собой ничего, способного остановить ее или хотя бы задержать ее на мгновенье. Причина, повлекшая за собой столь легкое падение монархии, уже после краха последней дала возможность вершить все, что угодно.