Читать «Замочная скважина» онлайн

Маша Трауб

Замочная скважина

Серые однотипные девятиэтажки. Три дома вдоль, один – поперек, три дома вдоль, один – поперек. Напротив – такие же однотипные двухэтажные здания детских садов. Видимо, по задумке архитектора, все новоселы должны были размножаться как кролики, чтобы заполнить чадами такую концентрацию детских учреждений на одной отдельно взятой улице. И в каждой детсадовской группе – обязательно попугайчик в клетке и аквариум с рыбками, а иногда и черепаха, цветок алое на столе у воспитательницы – панацея от всех болезней, фикус в большой кадке, вьюнки по стене и зеленая пластмассовая лейка на подоконнике.

И еще в каждой группе – кладовка для хранения раскладушек. В эту кладовку – прибежище и пристанище не только раскладушек, но и нянечки, воспитательница обещала отправить непослушных детей. Рано или поздно каждый там оказывался. В детях воспитывали не только любовь к Родине, но и страх перед замкнутым пространством. Несколько поколений покрывались липким потом и остро начинали чувствовать мочевой пузырь, оказываясь в темной затхлой комнатушке.

Дорога, разделявшая безликие дома и яркие детские садики с расписными верандами, была слишком узкой. Она так и осталась разбитой и всклокоченной с момента строительства. Где-то в ее начале навечно врос в землю каток. Он был такой же достопримечательностью улицы, как и мусорка – три огромных контейнера, которые стояли между детскими садами, втиснувшись в крошечный аппендикс. Почему-то считалось, что детские сады до мусорки – лучше тех, что после, и молодые мамаши, сворачивавшие после мусорки налево, более счастливы, чем те, кто сворачивал направо. Пусть хоть в этой мелочи они были успешнее соседок. Меру успеха определяла эта мусорка.

Улица имела свой собственный запах – подгоревшей манной каши, гнилых отходов жизнедеятельности, женского тела, взмыленного уже с раннего утра, и младенческой сладости. Особенно остро эта какофония ароматов ощущалась напротив здания ясель, куда отдавали детей с года. Можно было застыть за забором, сделать глубокий вдох и долго кашлять после этого – запах хлорки, которой мыли детские горшки, заглушал, забивал все остальные.

В конце улицы, примыкая вплотную к последней веранде с ядрено-красными божьими коровками по бокам, стояла четырехэтажная детская поликлиника. Все маленькие воспитанники были обречены на ее посещение. Все ходили к одним и тем же врачам, сидели на одних и тех же неудобных банкетках, рассматривали рисунки и наклейки, которыми мамы украшали объемные медицинские карты, практически талмуды, и срывались с места в неудачной попытке добежать до стены, на которой был нарисован дуб зеленый со златою цепью. Кот ученый у художника не получился – все младенцы, которых мамы подносили к стене показать «котика», начинали орать. Детей постарше одергивали и усаживали назад, на банкетку.

По утрам – особенно это было заметно зимой – в окнах домов появлялись женские силуэты. Понурые сонные дети, уже перешедшие в среднюю или старшую группу, шли сами, без сопровождения, – так было заведено не пойми кем. Они текли по улице стройным ручейком, растекаясь по детским садам и группам. Мамы, которые в это время плевали в коробочку с тушью, красили ресницы, собираясь на «службу», отрывались от своего занятия и смотрели, как на втором этаже появлялась голова ребенка. Вот он садится за стол, ест манную кашу. Все хорошо. Утро наступило.