Читать «Не стать насекомым» онлайн - страница 151

В форме диалога написаны «Русская литература в 1841 году» и «Литературный разговор, подслушанный в книжной лавке», и хоть приём этот был далеко не нов (его использовали и Карамзин, и Пушкин, и многие другие предшественники Белинского), но он помогал донести до читателей то, что в иной форме вряд ли бы пропустила цензура. А абзацам, например, из статьи «Александринский театр», лирическим отступлениям, многим образам и ассоциациям из вроде бы чисто критических статей может позавидовать и профессиональный автор романов и повестей…

Из обращения почти исчезло слово литератор. Мы пользуемся другими — прозаик, поэт, публицист, писатель, критик, эссеист. Белинский и многие из тех, кто пришёл позже, не были критиками в чистом виде (ну какие критики, скажем, Чернышевский или Писарев?). Это были именно литераторы, которые, отталкиваясь от чужих произведений литературы, создавали свои, развивали и боролись за свои идеи.

Советское время приучило нас бояться тех, кто публично критикует. Тогда они могли своей критикой закрыть писателю дальнейший путь в литературе, а то и лишить его свободы или вообще жизни. Сегодняшнего критика никто не боится, — даже самая разгромная статья не заставит издателей не выпускать ту или иную книгу, а читателей — не читать раскритикованного писателя. И это правильно. Так было и во времена Белинского. Была борьба, были полемики, но не было того, что в советское время стали называть «оргвыводами». Критика не воспринималась приговором, а лишь выражением мнения. «Критика была бы, конечно, ужасным оружием для всякого, — читаем в статье Белинского «Ответ «Москвитянину», — если бы, к счастию, она сама не подлежала — критике же…» И то, что от какого-то писателя отворачивался читатель, доказывало зрелость общества, а не некий приказ. И такие люди, как Белинский, конечно, сыграли в развитии общества огромную роль.

В книге «Былое и думы» Александр Герцен сравнил Белинского конца 1830-х годов с Конгревовой ракетой, выжигавшей всё вокруг… С одной стороны, образ довольно зловещий, а с другой, — для появления нового необходимо освободить пространство. Невозможно почитать и беречь старое и в то же время создавать нечто новое. Так же выжигалось старое в 1860-е годы, в 1910-е, в 1960-е. По-настоящему ценное не выжглось, а зацветало после этого ещё пышнее, ложные же ценности не жалко.

Может, наша сегодняшняя литература и топчется на месте, почти не даёт плодов, что мы слишком увязли в грузе прошлого. Редкие призывы освободиться воспринимаются как вандализм, невежество. Но поклоняясь сотням (во времена Белинского их были десятки, и то большого труда стоило двинуться дальше) старых гениев, мы незаметно для самих себя превращаемся в этаких отшельников, отстранившихся в своей увешанной иконами келье от окружающей живой жизни…

Ещё лет пять назад мне казалось, что нужен новый Дмитрий Писарев. Чтобы он, этот человек, отталкиваясь от произведений сегодняшней литературы, смело и понятно рассуждал о происходящем в общественной, экономической, политической жизни… Сегодня я уверен, что нужен новый Белинский. Общество одичало до времён крепостного права (а пассионарно, может, и до времён феодальной раздробленности). Нужно начинать всё сначала. С нуля.