Читать «Квартет» онлайн - страница 15

Василина Орлова

— Вы в обиде на Ингигерду? — устало продолжал тот, кто был ангелом, но пал. — Но если бы не она, женщины не справились бы с вами, и вы, чего доброго, выпрыгнули бы в окошко.

— Нет, я не в обиде.

Я поднялась, скинула ночную сорочку, снова надела ее, уже задом наперед.

В окне больницы сияла луна, в ее бледное лицо тыкались ветви деревьев.

Мне снова послышалось что-то — не то песня, не то стихи. Тонкий детский голос выводил бесхитростные слова, будто доносимые ветром. Они были слишком взрослы для юного голоса.

Боль не больна, потеря беспечальна, Когда все узнано случайно и нечаянно. Мне нечего желать. Благословенна Земная скорбь. Я преклоню колено. Ты одинок. Сиротство мировое Прими и ты в покорстве и покое. Кто безвопросен, тот и безответен — Блажен. Кто не любил на этом свете — Блажен. Кто не зажмурился покрепче, Не испугался встреч с бесчеловечным — Блажен. Кто и с открытыми глазами Звал братом недруга — Пред всеми небесами — Блажен и свят…

Я увидела вереницы всходивших на холм один за другим людей. А может, то были иные существа. На мгновение оказавшись на самой вершине, каждый начинал путь вниз, по-прежнему глядя в чужую спину. А в его спину неотрывно смотрел уже следующий. Они шли и шли, и не было конца этому шествию.

— Поторопитесь, — прошипел Василий, сминая решетки на окнах, словно они были пластилиновые.

Взмахом руки он стер стекло. Перевалившись через подоконник, рухнул вниз. Ветер ворвался в палату, и волосы спящих женщин зашевелились. К окну заторопилась Ингигерда, на ходу уменьшаясь и превращаясь в девочку. И тоже исчезла в ночи. Меня немного удивило, что не слышу приземлившихся под окном. Я выглянула. Внизу была темнота. Успела услышать дыхание за спиной. И кто-то столкнул меня в пропасть.

Кунсткамера

— Тоннель времени, синьорина… Полюбуйтесь на экспонаты, что украшают его.

— Очевидно, сфинкс? — осведомилась я, стоя перед огромной золоченой клеткой, в которой возилось и почесывалось красивое мускулистое животное с человеческим лицом. Шерсть его отливала медью, а синие глаза темно светились вечностью.

На мне не застиранная больничная сорочка, а слепящее красное одеяние.

Служитель — гном, как бы приплюснутый, в потрепанном колпаке и с рогатым знаком во всю грудь, пустился в пространные разъяснения:

— Сфинкс философии, синьорина. Сия живность известна своей неуемной прожорливостью. Ему подавай факты, события. Иногда их не хватает. Или они однообразны. Тогда он чахнет. В целом он покладист. Уживается с религией, мистикой и наукой. До сих пор неизвестно, трансцендент или имманент. По утрам нисходит от абстрактного к конкретному, вечерами структурируется по количеству, качеству, отношению и, возможно, модальности. Иногда переходит из нечто в ничто. Распочковывается. Опирается на конечности здравого смысла. Может часами выдвигать и задвигать гипотезы, а вообще является специфическим подвидом знания. Не подходите слишком близко, любезная, он натуралист. Вся его сущность между двух кормушек: сознанием и материей. Язык весьма своеобразен, близок к житейскому…