Читать «Расстрелять! – II» онлайн - страница 44

Ну, с базой командир сделать ничего не может, поэтому наших сажает регулярно.

Экипаж его ненавидит. Даже не здороваемся. Давно это началось.

Стоим на подъеме флага, он подходит:

– Здравствуйте, товарищи матросы!

И громадная тишина в ответ. Еще раз:

– Здравствуйте, товарищи матросы"!

Здравствуют, по молча. Все смотрят в сопки. Тогда он подходит к офицерам:

– Здравствуйте, товарищи офицеры!

И полная, знаете ли, солидарность. Потопчется и…

– Все вниз!..

И пошел крутить, кишки наматывать. И старпом Антипков у нас сидел постоянно, просто прописан был на губе. Либо на губе, либо на корабле. На берег он попадал редко – вы же знаете эту фразу из устава: «Частое оставление старпомом корабля несовместимо с его службой». Ну вот. Но уже если попадал…

Водка тогда в Полярном продавалась в трехлитровых бутылях, и называлась она «антиповкой». А 1100 граммов спирта, как справедливо отмечено в Большой Советской энциклопедии, абсолютно смертельная доза для человека. Старпом любил поставить «антиповку» на стол и зачитать вырезку из Большой Советской энциклопедии. После чего он выпивал ее до последней капли и в состоянии повышенной томности падал в салат. Отволакивали его на корабль и забрасывали в каюту. Когда он приходил в себя, он подписывал все, что ему подсовывали. Помощник рисовал красиво, по-старославянски, на бумаге: «Я Антипка, государь, сволочь и последний дурак…» – и подсовывал ему. Старпом подмахивал не глядя, а потом эту штуку ему на дверь приделывали.

Когда старпом был трезв, он был большая умница, математик, аналитик и философ, и торпедная атака у него шла исключительно в уме и па пять баллов, а когда он бывал пьян – это был большой шутник. Гауптвахту в Полярном ликвидировал. Его там знали, как мама папу, и в камеру не сажали. Он просто шлялся по территории.

А каждая губа, попятное дело, имеет свою ленкомнату, чтоб вести среди арестантов разъяснительную работу.

Антипка шлялся-шлялся и от скуки зашел в эту избу-читальню, в этот «скот-просвет-руум». Там он прочитал почти всю центральную прессу, впитал – «та-ся-зять» – в себя дыхание страны, затем сложил все подшивки горой в середине и поджег, после чего объявил гауптвахте: «Пожарная тревога! Горит ленинская комната!» – и возглавил борьбу за живучесть.

Все бегали как ненормальные, икали, искали багры, ведра эти наши треугольные, ублюдочные хватали, разматывали шланги, пытались подсоединить их к гидранту. В общем, гауптвахта сгорела дотла, а Антипку отвезли в Североморск и прописали там на гауптвахте навсегда. Сжечь ее невозможно – она каменная.

Так мы из Полярного и переехали в Североморск. И теперь у нас там постоянное место жительства. И первым делом после старпома командир там врача, конечно, прописал – ублюдок потому что, прости меня Господи.

РАЗРЕШИТЕ ДОЛОЖИТЬ?

– Товарищ капитан второго ранга, разрешите доложить?

– Да!

– Капитан-лейтенант Петров дежурство по кораблю принял!

– Товарищ капитан второго ранга, старший лейтенант Недомурзин дежурство по кораблю сдал.

Мы с Геней Недомурзой докладываем старпому о «приеме-сдаче» дежурства. Сначала я, потом – он. Я – о приеме, он – о сдаче. Наоборот, сами знаете, никак нельзя. Потому что если он доложит, что сдал, а я еще не доложу, что принял, и тут – раз! – и что-нибудь взорвется – у нас это запросто, – и корабль в этот момент никто, получается, не охранял. И с кого спросить? Спросить не с кого! А спросить хочется, потому что придется с кого-то в конце концов спрашивать.