Читать «Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы» онлайн - страница 21

Чарльз Маккей

После этого родственники д'Орна дошли до крайности. Принц де Робек Монморанси, отчаявшись добиться своего другими методами, нашел способ проникнуть в темницу, где содержался преступник, и, предлагая ему чашу с ядом, заклинал спасти их от бесчестья. Граф д'Орн отвернулся и отказался принять ее. Монморанси повторил свою просьбу, и, потеряв все свое терпение из-за повторного отказа, развернулся и воскликнул: «Тогда умри, как хочешь, подлый негодяй! Ты годишься только на то, чтобы умереть от руки палача!», оставив того наедине с судьбой.

Д'Орн сам подавал регенту прошение об обезглавливании, но Ло, имевший большее влияние на последнего, чем кто бы то ни было, за исключением аббата Дюбуа, его учителя, настаивал на том, чтобы он (регент) не уступал своекорыстной точке зрения д'Орнов. Регент изначально был того же мнения, и не позднее чем через шесть дней с момента совершения преступления д'Орн и Милль были колесованы на Гревской площади. Третьего убийцу, Летана, так и не поймали.

Это скорое и беспощадное правосудие очень обрадовало население Парижа. Даже месье де Куинкампуа, как здесь называли Ло, снискал расположение парижан как человек, заставивший регента не делать никаких поблажек аристократии. Но число грабежей и убийств не уменьшилось, а к ограбленным брокерам не испытывали никакой симпатии. Обычная расплывчатость общественной морали, достаточно бросавшаяся в глаза в прежние времена, теперь еще более усилилась благодаря ее молниеносному распространению среди представителей среднего класса, который до сих пор оставался сравнительно незапятнанным между неприкрытой порочностью высших слоев и скрываемыми преступлениями плебса. Пагубная любовь к азартной игре пропитала общество и нейтрализовала все общественные и почти все частные добродетели, вставшие у нее на пути.

Какое-то время, пока существовало доверие, стимулировалась торговля, что ни могло не пойти на пользу стране. В Париже результаты этого были особенно ощутимы. В столицу отовсюду съезжались чужеземцы, стремившиеся не только делать деньги, но и тратить их. Герцогиня Орлеанская, мать регента, пишет, что за это время население Парижа увеличилось на 305 000 душ из-за колоссального притока иностранцев со всего мира. Для размещения жильцов домоправительницам приходилось ставить кровати на чердаках, на кухнях и даже в конюшнях; город был настолько забит каретами и прочими всевозможными транспортными средствами, что на главных улицах им приходилось двигаться со скоростью пешехода во избежание несчастных случаев. Ткацкие фабрики страны работали с небывалой активностью, поставляя роскошные кружева, шелка, тонкое черное сукно с шелковистой отделкой двойной ширины и бархат, за которые расплачивались напечатанными в огромном количестве бумажными банкнотами, по ценам, выросшим в четыре раза. Эта общая тенденция затронула и продовольствие. Хлеб, мясо и овощи продавались по ценам, большим чем когда-либо прежде; точно в такой же пропорции выросли заработки. Ремесленник, прежде зарабатывавший пятнадцать су в день, теперь зарабатывал шестьдесят. Повсюду строились новые дома, страна светилась иллюзорным благоденствием, настолько ослепившим целую нацию, что никто не увидел темную тучу на горизонте, предвещавшую бурю, надвигавшуюся слишком быстро.