Читать «У истоков культуры святости» онлайн - страница 245

722

Эта фраза (τό γαρ έπάγελμα ημών ουδέν αλλο έστιν η άποταγή βίου, μελέτη θανάτου) перекликается с одним выражением Евагрия: «Отцы наши называют отшельничество попечением (размышлением) о смерти и бегством от тела» (την γαρ άναχώρησιν μελέτην θανάτου και φυγήν του σώματος οι Πατέρες ημών όνομάζουσιν). См.: Творения аввы Евагрия, с. 105. См. также комментарий: Там же, с. 228–229. Сходная мысль ярко высказывается и преп. Максимом, который, толкуя слова Молитвы Господней («хлеб наш насущный даждь нам днесь»), замечает: «И покажем, что мы лю–бомудренно, по Христу, превращаем [земную] жизнь [нашу] в размышление о смерти, по своей воле упреждая природу и до наступления смерти отсекая от души попечение о телесном, дабы она не прилеплялась к тленному и не извращала [влечением] к материи естественного употребления [своего] стремления [к Богу], приучаясь к любостяжанию, лишающему богатства Божественных благ». Творения преподобного Максима Исповедника. Книга I, с. 197.

723

Ср. толкование: «Мир — все земное и человеческое; — честь, слава, богатство, утехи, все, чем думает человек ,на земле установить свое счастие и довольство. Когда говорит Апостол, что все это для него мертво, то утверждает, что все это он бросил; а когда говорил, что он для всего этого мертв, то утверждает, что ко всему этому нет у него никакого сочувствия, не находит во всем этом он вкуса, не занимает это его и не привлекает». Творения иже во святых отца нашего Феофана Затворника. Толкования Посланий Апостола Павла. Послание к Галатам. М., 1996, с. 450–451.

724

Букв, «там говорит» (έκει λέγει). Скорее всего, подразумевается Мф. 5; 28. По изъяснению блаж. Феофилакта, «кто останавливается,, всматривается и зрением воспламеняет похоть, потом снова смотрит с большим желанием удовлетворения похоти, тот уже совершил грех в сердце своем. Правда, он не исполнил его делом: что до того? Он не мог, а если бы мог, то тотчас бы сделал грех самим делом». Благовестник, ч. I, с. 70.

725

Речь идет о том внутреннем милосердном расположении к ближним, лоторое намного ценнее милостыни «внешней» (хотя; естественно, и этой милостыней нельзя пренебрегать). Такое расположение тесно соединено с чувством сострадания и сорадования, которое всегда было характерно для христианского аскетизма. Ибо «в живом мировоззрении» подвижников «сострадание и сорадование ближним нераздельно перемешиваются и соединяются между собою, выражаясь в чувстве сострадательной любви к человечеству. Сила этой любви (ή άγαπητικη δύναμις — vis diligendi) прямо зависит от силы пламенного стремления к .личному усовершенствованию: чем подвижник менее трудится на пути аскетизма, тем он слабее понимает живую душу людей; чем, напротив, он более само–углубляется в свой дух с целию возделывать себя подобным Богу, тем большего напряжения достигает его сострадательная любовь». Пономарев П. Догматические основы христианского аскетизма, по творениям восточных писателей–аскетов IV века, Казань, 1899, с. 188.