Читать «Еще один человек» онлайн - страница 8

Алексей Штейн

Но злить ее не надо. Однако звонить мне лень, объясняться, почему молчал. Вечером все – она мне еще мозг проимет по поводу вчерашней моей пьянки. Не, на фиг, попозже позвоню.

Так, чего я хотел-то? А, да – в ментовку и «скорикам»! Сто двенадцать… опа! «Сеть перегружена…» Что за хрень? Еще и еще… бесполезно. Так, с городского… Ага, то же самое. Черт, что-то… а, дурак: эпидемия же, все звонят…

Вот попадалово, а? Выйти, что ль, к Семенычу? Неохота, и ваще, мне-то что – пусть хоть подохнут, – я ни при чем!

…Ага, а потом посадят в клетку, как жирафу.

Нет, придется идти.

Выполз на лестницу… опять колыхнулся какой-то страх внутри… Подошел к лестничному окну, пригляделся… Ф-ф-ф-фу-у-у-у… Нормально все – выбрался Семеныч с газончика на тротуар, стоит рядом с дедком… бакланят, алкаши. Стоят как статуи, хотя сквозь замызганное и не мытое со времен Совка стекло не видать… но явно общаются – зачем еще так стоять?

Поплелся домой, на ходу ругаясь на все на свете: на этих алкашей, на себя, придурка, на идиотский драный шарф Семеныча… чуть не облажался, хорош бы был – вызвал бы ментов и «скорых», был бы вообще как лох…

Хуже ведь нету, чем выглядеть нелепо. Вот рассказывали, помню, в школе: видишь, человек лежит, – подойди, потряси, поговори… типа помоги, «скорую» вызови, помощь… Ага, так и представляю – я, блин, при нормальном прикиде буду какого-нить бомжа или пенсионера таскать из грязи. Да если еще окажется, что это просто алкаш, – вот позориться-то! А если вызовешь, а пока едут – оклемается? Вообще как дурак. А и просто: увидит кто – с каким-то валяющимся в грязи разговариваешь. Фу-у-у, отстой! Нет, я уж лучше мимо постараюсь – в конце концов, я что, нанятый? Есть те, кому деньги платят, это их работа. А я не обязан!

Правда, память некстати щелкнула очередным файлом – год назад помер отцов друг: заблудился в большом садоводстве, стал стучаться, просить – никто не отвечал или посылал… Он занервничал, потом сердце прихватило, врачи сказали, и микроинсульт – отнялось лицо, говорить не смог – ходил, просил таблетку или «скорую», да все от него шарахались, одна бабка старая подвела к дому, посадила на скамеечку, пошла за водой и таблетками, да поздно: вышла – а он уже умер…

Нет, ну это же другое дело! Это же видно, что человек больной, что помочь надо! А эти суки-дачники не помогали! А в городе – это совсем другое! Тут много всяких служб – вот пусть и работают.

Меня это не касается!

Меня ничего такого не касается!

Моя хата с краю. Вот так.

Решил накатить еще стописят. Эх, хорошо!

Так, теперь пожрать хорошо бы, благо в холодильнике у Дашки пусто не бывает. Она вообще хорь запасливый – в шкафу сумка с продуктами стоит, как я смеюсь, «на случай войны».

Хотя ее бабка так выжила в блокаду – они собирались ехать на дачу как раз, а холодильников и магазинов тогда особо не было, потому у них был ящик железный, большой. И вот его набивали к отъезду всякими продуктами – на все лето, считай. Ящик был почти полон. Конечно, двадцать второго они никуда не поехали. И позже не поехали. Отец уже был в армии и сражался в Прибалтике, мать работала в госпитале, куда вскоре и бабка пошла помогать.