Читать «Федор Волков» онлайн - страница 7
Константин Васильевич Евграфов
— Хожу… Мне уж теперь ни детей, ни внуков не видать. А ты, слыхал, в купцы записался?
— В купцы, — почему-то смущенно ответил дед и добавил: — В сермяжные. Какая торговля! Для торговли деньги нужны…
— Ну-ну, — не то осуждающе, не то одобрительно пробормотал Лоскут. — Дружка-то своего видал?
— Кого это? — встрепенулся дед.
— Жегалу… Вон он. Подойди. Беда мне с ним. На Ильин день нам в Рыбинске быть, а я без шишки!
Посмотрел Федюшка на водолива и действительно приметил, что был тот без шишки. И зачем она ему? Непонятно…
— Что за беда-то?
— Ослеп твой Жегала… Доходился…
Федюшка обернулся и увидел у откоса одиноко лежащего человека.
— Ну, прощай, Лоскут. Не поминай лихом.
— И ты прости. — Лоскут опустился на колени и стал зло орудовать иглой.
Дед направился к Жегале.
— Деда, а чего Лоскут такой злой? Что у него шишки нет?
Харитон Григорьевич грустно усмехнулся.
— Глупенький… Лоскут — водолив, голова в артели. На нем весь груз и артельные деньги. А Жегала — шишка, он самый сильный, и в лямке его место впереди. Без шишки никак нельзя… Он и запевала артельный. Как пел, как пел Жега-ала!..
Бурлак лежал ничком, вытянувшись во весь рост и уткнувшись лицом в скрещенные жилистые руки. Вылинявшая синяя рубаха с закатанными рукавами бугрилась на его крутых плечах. Харитон Григорьевич опустился на корточки у его изголовья и тихо позвал:
— Жегала… А, Жегала…
Бурлак не двинулся, хотя видно было, что не спит, — заметил Федюшка, как нетерпеливо пошевелил он пальцами босых ног.
— Жегала, это я — Харитон…
— Какой еще Харитон? — глухо выдавил бурлак, не поднимая головы.
— Харитон Волк. Неуж забыл?..
Жегала медленно приподнялся и, глядя мимо деда, протянул руку, кончиками пальцев ощупал лицо и упал головой к нему на грудь. Не слышно было его плача, только бугристые плечи тряслись и весь он вздрагивал и дергался, как в припадке.
— Ну, ну, Жегала… Не надо, Жегала… — Дед, будто маленького, гладил его по голове, по вздрагивающей спине, а у самого слезы текли по морщинистым щекам, и ничего не мог он поделать с собой.
Почувствовал Федюшка, что и его начинают душить слезы, отца вспомнил — как-то он там? — не выдержал и разрыдался во весь голос, обхватив деда за шею тонкими ручонками.
— Кто это, Харитон?.. Плачет-то чего?
Харитон Григорьевич вытер ладонью мокрое лицо Федюшки, вздохнул судорожно.
— Внучек это мой, Жегала. А плачет потому, что отца, видно, вспомнил, плох он у него.
— Эх, жизнь наша! — скрипнул зубами Жегала, поднял лицо к небу и закрыл невидящие глаза.
— Что дальше-то делать думаешь, Жегала? Побурлачили мы с тобой, может, вместе и жизнь кончим? Иди-ка ко мне жить, а? У меня ведь родни сейчас одних мужиков боле двух дюжин. Затеряешься, тебя и не видно будет. Чай, куском хлеба не попрекну. А?
Жегала, не открывая глаз, улыбнулся.
— Нет, Харитон. Благодарствую тебе на добром слове, только у меня теперь другой путь. Лоскут не поскаредничал, выдал сполна. Спасибо ему. Заведу-ка я теперь гусельки да пойду по Руси! Авось кто откликнется и не пропадет Жегала, а? Походить охота.
— Не находился… С Волги уйдешь, что ли?