Читать ««Если», 2003 № 07» онлайн - страница 207

Зато осталась и расцветала особая, советская социалистическая утопия тридцатых годов.

_{(Продолжение следует)}

ЭКСПЕРТИЗА ТЕМЫ

Антиутопий хватает, но возможен ли в современной фантастике жанр утопии?

Ольга ЕЛИСЕЕВА:

Когда Томас Мор писал свою знаменитую «Утопию», жизнь большинства его сограждан была настолько невыносима, что многие предпочли бы ей смерть. В таких условиях не мудрено было написать книгу об обществе, где у каждого есть кусок хлеба и крыша над головой.

Казалось бы, в современной России почва для создания утопий благодатна. Бедность, отсутствие надежд на будущее, незащищенность основной массы населения. Чем не Англия XVI в. — эпохи первоначального накопления капитала? Отчего не потешить сограждан рассказом о справедливом обществе? Вместо этого российские авторы все время сбиваются на антиутопию, живописуют ужасы тоталитарного «счастья». Не тянет нас на иллюзию благополучия. И вот что любопытно: иллюзии славы, силы, возрождения былого могущества России все еще востребованы, а вот рассказы о царстве справедливости — нет. А ведь были времена, когда Сен-Симоном и Оуэном в России зачитывались как ни в одном другом уголке мира. Что же произошло?

XX век подарил России и всему миру страшный опыт реально осуществленных утопий. Социальная утопия в СССР, национальная — в фашистской Германии, религиозная — в Иране. В течение семи десятилетий мы жили внутри утопии и сумели осознать ее как антиутопию. Из утопического пренебрежения к отдельной человеческой судьбе, к правам одного индивида вышло колоссальное горе многих людей. Постепенно внутрь нашего культурного кода было вплавлено понимание: цена за гипотетическое счастье всех столь велика, что перечеркивает любые достижения.

Наша культура, несмотря на серьезные сложности в сегодняшней России, все же культура очень зрелая и получила все полагающиеся европейской цивилизации «прививки». Мы просто «переросли» утопию и, сталкиваясь с описанием благополучного общества, грустно спрашиваем: «А за чей счет этот банкет?» Я полагаю, что всерьез создание утопии в современной России невозможно. Даже с таким новым направлением, как гендерная утопия, столь популярная у феминисток на Западе, наш читатель начал знакомство как бы «с изнанки» — с антиутопии Александра Громова «Тысяча и один день». Видимо, прививка против «золотого сна» оказалась слишком действенной.

Святослав ЛОГИНОВ:

Вот странный вопрос: «Почему сегодня не пишутся утопии?» — а их вообще когда-нибудь писали? По-моему — нет. Произведений, повествующих о всевозможных устройствах общества, во все времена было пруд пруди. Встречались среди них и те, в которых автор объявлял, что вот это — наилучшее. Беда в том, что эти так называемые утопии живописуют устройство государства, говорят от имени государства, а о людях думают в самую последнюю очередь. Не утопия подстраивается под человека, а человек должен в точности соответствовать требованиям утопии.

Если рассматривать утопию как общество, в котором читателю хотелось бы жить, то первым известным мне образцом будет, конечно же, Телемская обитель. Вот только несбыточность такой утопии заметна самому неискушенному глазу. Конечно, добрый Гаргантюа выделил для обителей лучшие земли и немало денег. При этом Рабле деликатно не уточняет, за чей счет обитатели Телема ведут сладкую жизнь: кто им прислуживает. Красивая жизнь для немногих никак не может считаться образцом для будущих поколений. Таким образом, в обществе, основанном на частной собственности, утопии либо нет вообще, либо она совершенно фантастична. В этом плане примечателен чудесный рассказ «Искусники с планеты Ксанду» Т. Старджона. Вот уж где мы видим утопию! Вот только существует она благодаря очень фантастическим поясам, которые помогают жителям с легкостью справляться с любой проблемой. И даже гостей перевоспитывают с помощью BQe того же чудесного ремня. Ремень, как орудие воспитания, вообще характерен для того, что называют утопией. Даже в «Полдне» Стругацких дети воспитываются в строгости и в отрыве от родительской ласки. Что уж там говорить о холодноватой утопии Ефремова. Такова жесткая, ригористическая утопия социалистического толка.