Читать «Знак вопроса 1993 № 3-4» онлайн - страница 118

Кошку, иногда несколько кошек в одной корзине — как представительниц демона плодородия — бросали по религиозным праздникам в жертвенный костер, чему часто предшествовало воздание ей церемониальных почестей — в Бельгии, Франции, Эльзас-Лотарингии и Люксембурге, у островных шведов и в Южной Германии. Теперь во многих местах жертвенное животное заменяет соломенная кошка на соломенном кресте.

Этнографы так объясняют смысл сожжения кошки: «Как известно, в Европе на праздник солнцеворота бросали в огонь разных животных: кошек, лис, змей… как зерновых демонов. Тем самым животные вверялись той стихии, которую сами приносили в виде Солнечного тепла, то есть огню, изначально, без сомнения, с целью раскрепощения их сил, что также достигалось кровавым убийством». И даже: «Исключительная сложность мотивов и представлений, требующих приношения кошки в жертву, не дает нам понять, имеем ли мы дело с белой или черной магией. Одно ясно — во всех случаях кошка была наиболее частым жертвенным животным ввиду особого расположения к ней со стороны богов».

Сбрасывание кошки с колокольни служило напоминанием об отречении от всякого идолопоклонства — вот почему февраль, когда в Ипре проходило ежегодное празднество, назывался «кошачьим месяцем». В наши дни жертвенное животное заменяет целлулоидная игрушка. Человек, который тащит наверх эту целлулоидную кошку, выряжен в шутовские одежды и выкидывает всяческие коленца. В зальную среду поляки сбрасывали с клироса церкви горшок с золой, в котором сидела кошка. Животное убегало, преследуемое мальчишками, вооруженными палками. В Верхней Силезии кошку сбрасывали с колокольни на страстную пятницу как Иуду. В Ольденбурге убивали старого кота, кто-либо залезал с ним на дерево, держал перед собравшимися шутливую речь, затем сбрасывал мертвое животное вниз, после чего производились похороны, сопровождаемые всевозможными дурачествами. Итальянская миниатюра XIII века изображает кошку, привязанную к дереву красной веревкой, — несомненно с той же целью. В 1637 году жители Регенсбурга намеревались спустить по веревке с колокольни объятую пламенем кошку, «однако на то вышел запрет христианских властей». Принесение кошки в жертву известно среди литовцев и чувашей, финнов и самоедов; лапландцы жертвовали кошку посте рождения ребенка — те самые лапландцы, о которых в XVII веке рассказывал Мартиньер в своем «Новом путешествии в северные ландшафты»: «В каждом доме большая черная кошка, которую они очень любят и с которой разговаривают, словно она имеет разум. Они не делают ничего, не посоветовавшись с нею, и считают ее помощницей во всех своих предприятиях». Миссионер Штайнер сообщал в 1894 году с Золотого Берега (Гана): «Мелкие животные часто приносятся в жертву с варварской жестокостью… Кошек растягивают и привязывают к куску дерева, что являет собой ужасное зрелище».

К числу жестоких народных игр относятся такие, как «выбить кошку из бочки» (иногда с помощью цепов), на которую намекает Шекспир в «Много шума из ничего», — они были распространены в Англии, Дании, Швеции, в Гарце, Гольштейне, Нидерландах, в Оснабрюке, Тюрингии; «забить кошку» означало: животное привязывали к позорному столбу, после чего его забивал до смерти «кошачий рыцарь» («кошачий человек», «кошачий солдат»). Гюнтер и Борхерс делают верное заключение: «В Штральзунде победителя демона зимы называли кошачьим рыцдрем, чем и объясняется олицетворение зимы в образе кошки».