Читать «По рельсам, поперек континентов. Все четыре стороны. книга 1» онлайн - страница 49

— Я и вообразить себе не мог такого, — сказал я. Изо всех мест, которые я проезжал на поезде с самого Лондона, это было всех чудеснее.

— Никто и не знает, — заметила Кобра-2. — В Штатах всем невдомек, как здесь красиво. Глядите, вон там… Бог ты мой, глядите же!

Мы ехали по самой кромке залива, где все было зеленое и блистало в ослепительных лучах солнца. Морские волны — пляшущие нефритовые пластины, а за ними — козырьки утесов и панорама долины, столь широкой, что места в ней хватало для всего: солнца, дыма, туч и дождя. И каждое цветовое пятно существовало как бы автономно, было замкнуто на себе. Красота захватила меня врасплох: поразила, сбила с меня спесь, как раньше поразила и приструнила пустынность Индии за пределами городов. Кто хоть словом обмолвился о том простом факте, что горы Вьетнама невыразимо величественны? Конечно, перепуганные салаги-призывники не виноваты, что им было не до этого великолепия, но все же нам следовало знать с самого начала, что французы не сделали бы эту страну своей колонией, а американцы не воевали бы в ней так долго, если бы это буйство красок не искушало, нашептывая: «Все это может стать твоим».

— Вон там долина Ашау, — сказал Кобра-1, посерьезнев (до этой минуты он забавно передразнивал актера Уолтера Бреннана). Хребты гор скрывались в тумане, а ниже, освещенные солнцем и затянутые дымом, зияли глубокие черные ущелья с водопадами. Кобра-1 качал головой: «Много хороших ребят здесь погибло».

Очумев от живописности, я решил пройтись по вагонам. Увидел, как слепец на ощупь пробирается к двери — его легкие шипели, точно кузнечные мехи; сморщенные старушки с черными зубами, одетые в черные блузы и штаны совершенно пижамного вида, прижимали к груди связки зеленого лука; и солдаты, солдаты, солдаты — один, с пепельным лицом, в инвалидной коляске, другой на костылях, третьи с забинтованными руками или головами, бинты свежие, и все в американской форме, вид травестийный в первоначальном смысле этого слова. По поезду ходил чиновник, проверявший у мужчин в штатском документы, — вылавливал уклонистов от призыва. Этот чиновник запутался в веревке, один конец которой сжимал слепец, а другой был обвязан вокруг пояса его поводыря-мальчика. Вооруженных солдат в поезде было много, но специального конвоя, похоже, не имелось. Оборона была возложена на подразделения, охранявшие мосты. Возможно, потому-то так легко подрывать рельсы радиоуправляемыми фугасами. Фугас закладывают под рельсы ночью; а потом диверсант — может, вьетконговец, а может, просто случайный парень, нанятый владельцем грузовика из Дананга, — сидя в кустах, подрывает заряд под проходящим поездом.

Пока я ехал из Хюэ в Дананг, на полустанках ко мне дважды обращались старухи и предлагали взять на воспитание ребенка. Дети были светловолосые, светлокожие — я уже видел таких малышей в Кан Тхо и Бьенхоа. Только эти были постарше — лет четырех-пяти, и я всякий раз дивился, что совершенно американский на вид ребенок болтает по-вьетнамски. Поражали и малорослые вьетнамские крестьяне на фоне бескрайнего ландшафта, где в красивейших рощах, ложбинах и нефритово-зеленых скалах, уходящих прямо в облака, прячутся их враги. Заглядевшись на горы в окно вагона, я почти забывал, в какой стране нахожусь, но прямо у меня под носом была некрасивая правда: вьетнамцам сломали жизнь и бросили их на произвол судьбы. Когда мы нарядили их в нашу одежду, в них стали стрелять, словно бы по ошибке — приняв их за нас, но как только они поверили, что между ими и нами нет никакой разницы, мы дали деру. Конечно, нельзя так упрощать ситуацию, но все же моя версия ближе к истине об этой печальной истории, чем сделанные наспех выводы всполошившихся американцев, которые, исходя из принципа «бритвы Оккама», объявляют эту войну либо нагромождением зверств, либо чередой сугубо политических просчетов, либо гимном героизму. Трагедия состояла в том, что мы пришли во Вьетнам, изначально зная: оставаться тут насовсем мы не намерены. И то, что я увидел в Дананге, подтвердило мой вывод.