Читать «Избранная проза и переписка» онлайн - страница 146

Алла Сергеевна Головина

Недатированное письмо из Парижа в Прагу, вложенное в письмо А. Л. Бему со штемпелем — 22.11.1936.

2.

Весна 1938 г.

Дорогая Миля, и Сережа, и Марина!

Забыли вы нас все прочно, но мы вас помним, хотя писать писец не умеем. Впрочем наши из Праги пишут тоже не часто, и мы о вашей жизни ничего не знаем. Очень тепло вспоминает Прагу Ладинский и очень восхищается Вами. О всех здешних новостях расскажет вам Вадим, который мгновенно в парижскую жизнь окунулся и посетил целую серию вечеров и собраний. Что слышно о Тане (Ратгауз), пишет ли она стихи, довольна ли Ригой, что сейчас у Вас есть новое? Я последний год пишу больше и, кажется, снова обретаю почву в поэтическом смысле. В начале здесь легко только человечески, да и то очень поверхностно. Саша трудится, выставляется и стяжал кое-какую славу, особенно сейчас говорят (даже по радио) и пишут о его последней статуе. Буду очень рада, если Вы мне напишете. Я всех старых друзей помню и люблю, наверно, больше, чем новых. Время налагает пределы на чувство дружбы, во всяком случае, при новых встречах. Целую все семейство. Желаю всех успехов. Искренне

Ваша Алла Головина.

Приписка карандашом. Я конечно приветствую и мысленно пишу Эмочке письмо это ваш А. Головин.

Приложение. Фантастические стихи об исчезновении города N (шуточное)

Вступление

1

Взволнован мэр в старинном городке, Ведь через белую сухую площадь Отряд поэтов проводил маршрут, А бивуак — у статуи Мадонны. Легко стоит Мадонна на столбе. При ежегодной торопливой краске Ее глаза — залиты позолотой, А руки, приподнявшие ребенка. Разформеины (?) в сусальной оболочке. И вот, как из-под каменных локтей, Из-под аркад, оставшихся случайно, Поэты видят желтую Мадонну И слушают хрустальное звучанье — На ратуше часы справляют полдень: Из маленьких серебряных ворот, У притолоки словно начинаясь, Апостолы выходят в чинных парах И шествуют, не глядя на пришельцев, А те стоят, в пыли забывши сумки И посохи, что все не прорастают, И затаив усталое дыханье, Глядят поверх, почти что по привычке. А в стороне два розовых туриста, Быть может, позабывшие о марше, Быть может, просто смельчаки и снобы, Фотографируют толпу поэтов И заодно часы свои сверяют С походкою апостольских фигур, Которых создал в старые года, Конечно, некий сумасшедший мастер И в гроб с собой унес секрет, конечно… Разбили лагерь кое-как поэты, Зевают, улыбаясь населенью, Что смотрит жадно из-за занавесок, И клеят на заборы и Мадонну Все те же желто-синие плакаты: «Мы все вот здесь последние поэты, Невольные людские отщепенцы, Статистикой забытые в отчетах, Мы не хотим исчезнуть без возмездья, Со временем балконы подпирая. Как мраморные чванные кентавры…» И много, много самых сильных слов По полю синему проходят белой вязью. А мэр в столицу настрочил депешу И спрашивает бледную прислугу, Что действует ль еще все так же точно В его прихожей дряхлый телефон И радио новейшее в гостиной. Склоняясь над различными делами, Он тщетно ищет в папках прецедента, На всякий случай плачущей жене, Вздыхая, говорит о высшем долге, И сын его, недавно написавший Соседней барышне шутливое посланье В стихах и рифмах, жжет теперь листки И заодно растрепанного Гёте, Чтобы в случайном вольнодумстве Никто бы упрекнуть не захотел…