Читать «Величие и ограниченность теории Фрейда» онлайн - страница 16
Эрих Фромм
О чем тут говорить, если Фрейд доходил в своем толковании до абсурда? Его способность замечать и принимать во внимание даже самые мельчайшие подробности достойна восхищения: от его внимания не ускользало ничего, как бы ничтожно оно ни было. Все у него описывается с величайшей тщательностью.
Чего, к сожалению, не скажешь о большинстве его учеников. Лишенные необыкновенного дара Фрейда глубоко вникать в каждую деталь и с вниманием к ней относиться, они избрали для себя более легкий путь, и хотя их интерпретации столь же абсурдны, но получены в результате весьма нечетких домыслов, которые чрезвычайно упрощали дело.
Одним словом, Фрейд никогда ничего не упрощал — он, скорее, усложнял и переусложнял все настолько, что где-то к середине его интерпретации создается впечатление, как будто попал в лабиринт. Система мышления Фрейда привела к открытию, что всякое явление означает то, что оно означает по видимости, но может также выражать и собственное отрицание. Он открыл, что всякое повышенное внимание к любви может скрывать подавленную ненависть, неуверенность может таиться под маской высокомерия, а страх — агрессивности, и т. д. Это было важное, но вместе с тем и опасное открытие. Допущение, будто нечто имеет прямо противоположное значение, еще требуется доказать, и Фрейд стремился найти такое доказательство. Если же исследователь не столь педантичен и внимателен, как Фрейд, чем отличались большинство его учеников, то он с легкостью выйдет на разрушительные для научного мышления гипотезы. Чтобы продемонстрировать, что они не ограничиваются здравым смыслом и обладают специальными познаниями, немало психоаналитиков, по сложившейся практике, исходили из того, что больной руководствуется прямо противоположными мотивами, нежели теми, какими он, по его собственному мнению, руководствуется.
«Бессознательный гомосексуализм» — один из лучших тому примеров. Это одна из составляющих теории Фрейда, согласно которой этому подвержены много людей. Психоаналитик, чтобы продемонстрировать, что ему чуждо поверхностное суждение, может высказать предположение, что его больной страдает бессознательным гомосексуализмом. Допустим, что больной ведет весьма интенсивную гетеросексуальную жизнь, на это последует категорическое возражение, что именно эта чрезмерная интенсивность и помогает подавить бессознательный гомосексуализм. Или, допустим, больной вообще не проявляет ни малейшего интереса к лицам своего пола, тогда последует возражение, что такое полнейшее отсутствие гомосексуального интереса как раз и свидетельствует о подавлении гомосексуализма. А если уж один мужчина похвалит цвет галстука у другого, то это просто неопровержимое доказательство его бессознательного гомосексуализма. Дело, конечно, в том, что таким способом никак невозможно доказать отсутствие гомосексуализма, и поиски бессознательного гомосексуализма нередко тянулись годами, хотя наличие его не подтверждалось ничем, кроме основной исходной посылки, будто всегда можно предположить наличие смысла, прямо противоположного первоначальному явному значению. Такая практика имела губительные последствия, потому что она допускала известную меру произвола в истолковании, который зачастую приводил к совершенно ошибочным выводам. (Существует несомненное сходство между этим вульгарным фрейдизмом и тем вульгарным марксизмом, который культивировался в советской теоретической научной мысли. Как и Фрейд, Маркс указывает, что одно и то же может означать и прямо противоположное себе, но и для Маркса такое положение требует доказательства. Однако вульгарная марксистская теория сделала из этого вывод, будто всегда можно утверждать, что если существует несовпадение с тем, что говорится, то значит, оно носит оппозиционный характер, и тем самым легко манипулировать мнением в собственных доктринерских интересах).