Читать «Контракт на Фараоне» онлайн - страница 8
Рэй Олдридж
Перед погружением Накер на миг замер, чтобы взглянуть через собственные сенсоры на неподвижное тело Руиза. Человек лежал на иммобилизационном ложе, заключенный в янтарный блок шок-геля, голова его ощетинилась густой порослью серебристых проводов. Шрамы от встречи с волкоголовыми быстро бледнели. Если погружение займет побольше времени, шрамы исчезнут прежде, чем Накер вернется в свой колокол и собственное умирающее тело. В толще геля смуглая кожа Руиза приобретала почти металлическую гладкость и плотность, способную отразить удар ножа. Накер разглядывал руки Руиза, их расслабленные кисти. Калека восхищался ими. Подумать только, эти опасные штуки могут быть такими красивыми: сильные пальцы с точеными костяшками сужаются к кончикам, напоминая кривые турецкие кинжалы. И все это связано жгутами мускулов и облечено в блестящую кожу. Минута прошла в приятном созерцании. Затем Накер послал зонд в глубину, аккуратно, словно острой иглой, рассекая бездонное море воспоминаний Руиза. Он погружался все глубже, без усилий скользя между рифами самозащиты в средних горизонтах сознания Руиза; ловко, как в танце, увернулся от массивных, но чувствительных канатов геншанской смертной сети, концы которой уходили в бездонные провалы. Так же легко избежал он тонкого переплетения императива Лиги, подобного щупальцам гигантской голодной каракатицы. В конце концов Накер опустился на дно и пристроился среди ила мертвых воспоминаний и осколков жизненного опыта. Там он долго и спокойно лежал, неторопливо посылая наверх сенсоры, нанося на карту приметы и ориентиры личности Руиза, пока они медленно проплывали над ним. Удовлетворенный результатами, Накер выпустил пузырек стимуляции. Тот поднимался, мерцая, пока не лопнул, ударившись о каменно-твердое днище одного из самых ранних воспоминаний Руиза, массивной глыбы, покрытой таким толстым защитным слоем, что, наверно, и самому хозяину уже трудно было бы добраться до него.
Руизу пять лет, и он помогает своему полуотцу в загоне. Обязанностью ребенка было собирать теплые шарики личинок ормов из гнезд, пока сами ормы толпились в проходе, торопясь на завтрак. Мальчик очень любил эту работу. Маленькие шарики подрагивали в руке, пока он собирал их в корзинку-инкубатор, их крохотные щупальца искали питательные поры, которых не было на коже человеческой ладони. Эта легкая щекотка доставляла удовольствие. Вес полной корзинки сам по себе был наградой: каждый шарик означал небольшое, но вполне определенное количество кредита, способствовавшего сохранению независимости семьи мальчика. Хотя юному уму идея свободы представлялась весьма смутной, он прекрасно знал, что независимость — хорошее слово, а обратное ему, рабство, — плохое. Это он усвоил, глядя на мрачные лица, когда последнее произносилось за обеденным столом. В эти дни лица мрачнели все больше, а голоса не так приглушались, что беспокоило Руиза, когда он об этом думал.
Казалось, то, что мальчик приносил столько же шариков, сколько и всегда, больше не помогало. И как бы он ни уговаривал ормов нестись получше, личинок не прибавлялось. Животные таращились на него своими тусклыми фасетчатыми глазами и не понимали, чего от них хотят, когда Руиз всерьез пытался им объяснить, как важно, чтобы они неслись усерднее. Порой, когда голоса за обеденным столом становились совсем громкими, Руиз в бессильном гневе плакал в загоне у ормов. В такие моменты ему дико хотелось швырять в них камнями, наказывая за глупость. Но не сегодня. Сегодня он был счастлив. Малыш нес корзину-инкубатор через весь комплекс к маточному сараю, когда во внутренний дворик ворвалась блестящая штуковина и приземлилась, взметнув вихрь пыли. От удивления Руиз выронил корзину, просыпав в грязь несколько личинок. Он немедленно поднял инкубатор и кинулся собирать драгоценные шарики. Когда все они вернулись на прежнее место, пневматические двери флаера с шипением поднялись, и оттуда шагнул надсмотрщик — тощий змей с длинной, заплетенной в косички бородой и нарисованными бровями. Звали его Боб Пийуль. Это имя вносило в семейные беседы почти такое же напряжение, как и упоминание о рабстве.