Читать «Конец одной пушки» онлайн - страница 33

Во всяком случае, не из-за фильма. Да и видела ли она его? Смотрела ли на экран? Столько она перевидала в кино этих картин, что и так могла догадаться, какие будут приключения и чем все кончится. Но что же придумаешь? Чем занять себя, когда такая нелепая жизнь? Надо же как-нибудь убить время. Вот и сидишь часами в темных залах кинематографов, ходишь в церковь по воскресеньям, пляшешь в дансингах, а после танцев — ночные прогулки с кавалерами. Какое щекочущее удовольствие доставляют их ухаживания и дурацкий их вид, когда она, в конце концов, отказывает им, обязательно отказывает.

Нет, конечно, не фильм подействовал на нее так возбуждающе, а скорее уж соседство Алекса. Хотя с ним еще меньше, чем с другими, могла идти речь о чем-нибудь таком… Достаточно одного его имени: Александр. Все зовут его «Алексом», но это мало что меняет. Ему очень подходит имя Александр. Правда, фигура у него тщедушная, да еще эта его вежливость, деликатность, особенно по отношению к ней, и очки в узенькой оправе, похожие на пенсне, и ласковый взгляд. Это все относится к Алексу. Зато его честолюбивые планы, недюжинный ум, его начитанность, трудолюбие и старомодная серьезность, отвращение к танцам, спорту, ко всяким легкомысленным развлечениям… — вот в этом он Александр. Стать «мадам Александр» и называть мамой ту женщину, которая выбрала ему имя, такое же длинное и нелепое, как подъемные краны, которые выпускает ее муж, — нет, это не для современных девиц! Конечно, Жизель льстит нежная любовь, которую можно прочесть в глазах Алекса, и поэтому порой она бывает с ним очень мила, даже находит удовольствие в его обществе — в те дни, когда ей никого не хочется видеть, когда всё ей противно. Но этим ее чувства к Алексу и ограничиваются. Однако, когда в зале погас свет и запоздавшие зрители стали с шумом рассаживаться по местам, а на экране замелькали под бравурную музыку заголовки киножурнала, Жизель по привычке потянуло придвинуться поближе к Алексу. Пожалуй, самое приятное в Алексе — его голос, его интонации и его речь. У него звучный, сильный, честный голос. Не носи он очков, которые уж сами по себе придают что-то убогое всему его облику, да будь у него красивое, мужественное лицо и мускулатура, как у бесшабашного кутилы Ива, который только этим и берет, возможно, что все было бы иначе… Но едва погас свет, дальнозоркий Алекс снял очки и стал таким жалким! Жизель сразу же с презрением отодвинулась от него. Соседство Алекса стало ей снова приятно лишь после того, как она довольно долго не видела его лица в темноте и только слышала его шепот. Она больше слушала его, чем смотрела на экран, и все вокруг начали возмущенно шикать. Даже подошла билетерша и попросила их или замолчать, или выйти. Ни ему, ни ей не хотелось уходить, и оба молча стали смотреть картину, хотя каждый был занят только тем, что думает другой. Жизель ждала, что Алекс сейчас многозначительно прикоснется к ее локтю или колену, как это всегда делали молодые люди, с которыми она в первый раз шла в кино. Разве он не знает, что она ждет именно этого? Конечно, знает. Всякому школьнику известен этот прием. Классическое вступление! Так начинали ухаживание и те богатые молодые хлыщи, к среде которых принадлежали друзья и приятельницы Жизель. Но Алекс находил такой способ объяснения недостойным своей любви. Нелепо и даже, пожалуй, комично получится, если она даст ответ, не произнося ни слова, только жестом или взглядом, все равно какой ответ — согласие или отказ. А она находила, что очень глупо с его стороны вести себя так сдержанно. Ничего не предпринимает и не дает ей возможности оттолкнуть его, но оттолкнуть так мило, чтобы он мог возобновить игру, — конечно, только игру… В конце концов она даже начала тихонько вздыхать — понимай как хочешь эти вздохи: может, они ничего не означают, а может, выражают нетерпение, которое он, конечно, всецело разделяет… После антракта Алекс не выдержал и покорился ее желанию со смешанным чувством надежды и разочарования — ведь все это носило вульгарный характер. Теперь малейшее слово прозвучало бы так же фальшиво, как то, что с экрана говорили актеры. Особенно смешно могло получиться: «Люблю тебя». Когда их локти соприкоснулись в первый раз, Жизель приложила палец к губам и с улыбкой показала на билетершу. Самолюбие ее было удовлетворено, и она не отодвинулась. Алексу казалось, что он завоевал свое счастье, — ее прикосновение, словно восходящее солнце, озарило его душу. Для нее же это было началом игры, бесцельной, щекочущей нервы игры, которую она обожала; впрочем, далеко она никогда не заходила, за исключением одного случая, давным-давно, с Жераром. Только он держал ее однажды в своих объятиях, и как он целовал ее! Прелесть игры увеличивали всплывавшие в темноте сладкие воспоминания о Жераре, не о том Жераре, каким он стал теперь, — на что он ей нужен такой?.. — а о том, каким он был прежде, в пятнадцать лет. Алекс в общем ей не интересен. Жизель даже становилось немножко неловко, когда она смотрела на него, заглядывала ему в глаза. Какие странные у него глаза! Зачем он снимает очки?.. И даже в те минуты, когда на нее действовали любовные сцены в фильме, когда она сама начинала поддаваться игре и прижималась к Алексу, — стоило ей подумать, что знакомые шелопаи могут заподозрить ее в каком-то чувстве к неказистому поклоннику, что над ней станут смеяться Ив, Клод, Жаки и Жижи, на которых так не похож Алекс, — все грезы мгновенно рассеивались. Нет, ничего не надо. Хорошо, что она такая равнодушная, ко всему безразличная, бесконечно далекая от всякого чувства, похожего на любовь. Только флирт, приятное волнение и возбуждение. К чему все эти сантименты? Она и не мечтает, что где-нибудь, когда-нибудь нашлась бы цель и пристань для жизелей. Ей нравилось дразнить Алекса. Как удачно вышло в конце: он попытался обнять ее, а она тихонько отстранилась, и тогда он протянул руку на спинку кресла, очень близко от ее плеч, но не смел прикоснуться к ней.