Читать «Дворец без царя» онлайн - страница 62
Андрей Георгиевич Битов
Читаю: крестильная рубашка Пушкина.
Трость и сюртук — петербургские, рубашонка — московская.
Окончательно решив, что на сегодня хватит, хлебнув по дороге, возвращаюсь домой… трогательнейшая картина: племянница с дядей играют в трансформеров. Это моя внучка играет с моим сыном.
Меня всегда удивляла эта извечная русская парность: то ли Европа и Азия, Запад-Восток, Север-Юг… то ли пристрастие к рифмам… Топ-топ. Колосс на глиняных ногах. Больше двух сосчитать не может…
Юг — Север
Восток — Запад
суша — море
Иван Грозный — Петр Первый
Москва — Петербург
Маркс — Энгельс
Сталин — Ленин
Лермонтов — Пушкин
Толстой — Достоевский
Фет — Тютчев
Чайковский — Мусоргский
Хлебников — Блок
Цветаева — Ахматова
Пастернак — Мандельштам
Фрейд — Павлов
Москва — Ленинград
Булгаков — Зощенко
Платонов — Набоков
Прокофьев — Шостакович
Высоцкий — Бродский
Веничка —………………
Выписал я такой столбик, вгляделся; так это же все Москва — Петербург! Петербург — Москва!
1147–1703
XII век — XVIII век
Если кто-нибудь сочтет Маркса — Энгельса — Фрейда нерусскими людьми, то ошибется. Живи они в России, Энгельсу бы пришлось быть петербуржцем.
Ходит по этому маршруту традиционный советский поезд — «Красная стрела». Выходит без минуты в полночь. Без минуты — это чтобы отметить командировку днем раньше (формула бухгалтерии «день отъезда — день приезда считаются как один день»). Ездит на нем всевозможный служивый люд, кто первым классом, кто вторым, смотря по положению. Выпивает, конечно. Ездит и хвастается положением перед соседом по полке, которого больше не встретит, у офицера, если он в штатском, появляется на звезду или на две больше, штатский, если он еще в форме, наращивает свой оклад в допустимых пределах, бездетные растят детей, одинокие одерживают сердечные победы… ездит этот люд и перевозит мифологию Москва — Петербург взад и вперед — единственное достояние неудачника — хоть чему-то принадлежность.
Жизнь моя пронзена этой «стрелой». Располовинена. Полжизни я прожил полным ленинградцем, в Москве ни разу не бывал. Полжизни в Москве, постоянно наезжая в Питер к родителям и детям. Там семья и тут семья. Сам превратился в эмфисбему. Все еще живую. Шли годы. Оказались судьбой. По иронии судьбы, а вовсе не в результате моих усилий, моя ленинградская семья жила у Московского вокзала, мне же досталась квартира в Москве у вокзала Ленинградского. Перехожу дорогу, ложусь на вагонную полку, сплю ночь, перехожу дорогу, и я дома: уснул там — проснулся здесь. Только где там и где здесь? Где я живу? Где мой дом? Бежать мне из Москвы стало некуда: за границу меня не пустили, и я устремился в Империю. Армения, Грузия, Средняя Азия, Дальний Восток… Жизнь моя оказалась уже не раздвоена, а растроена (с одним «с») — на Петербург, Москву и Провинцию.