Читать «Солнечный круг» онлайн - страница 115

В зарослях кустарников, на редких кривых березках звенят птицы. Им-то что, им-то не нужно месить эту грязь.

Нет, как хотите, а на плоту путешествовать куда интереснее!

— Это позавчерашняя гроза нам аукается, — говорит отец, с трудом выдирая ногу из трясины. — До нее тут суше было. И вообще — не пищать! Вам еще что — полдороги посуху прошли. Часть болот уже осушили, видали, какие возле Крупицы хлеба! А раньше кругом такие пироги были… Весной да осенью чуть не вплавь от самой околицы пробирались.

Редкими купами по болоту стоят осины, их стволы заплыли серыми осклизлыми лишаями, обросли мхом.

— Если мне не изменяет память, — останавливается отец, — вон в той осине есть небольшое дупло. Там во время войны был наш «почтовый ящик» — связные оставляли записки с разными сведениями. Ну-ка, проверьте, а вдруг и сейчас что лежит.

Мы бредем к одинокому дереву, хотя никто не верит, что в его дупле может что-нибудь сохраниться. Прошло чуть не четверть века — шутка сказать! Но проверить интересно, отчего ж не проверить!

Лера подходит к осине немножко раньше нас. А вот и дупло. Ничего себе — небольшое! Дырища — залезть можно. Влажная, черная… А вдруг в ней уж притаился или гремучка?..

Лера переминается, затем решительно сует руку вглубь. Рука погружается выше локтя. Лера шарит, шарит в дупле, а мы обступили ее и заглядываем через плечо.

— Есть! — вдруг кричит она и выхватывает руку, словно нечаянно нащупала проводок от мины. Осторожно разжимает пальцы, и мы видим у нее на ладони винтовочный патрон. Боевой патрон с пулей, бурый от ржавчины.

Витька выхватывает патрон и выворачивает пулю. Она выходит легко: металл проржавел и разлезается, как картон. В патроне ничего нет, пусто.

— Вовнутрь клали записку. — Отец отвернулся и смотрит куда-то в сторону. — Тут ведь сыро, а в патроне записка оставалась сухой…

Он берет патрон и прячет в карман.

И снова — болото, без конца и края. Хотя нет, уже виден край: все ближе и ближе молодой подлесок, все меньше пружинит земля.

С трудом волоча ноги, входим в рябую ольховую тень.

…И вот он перед нами — бывший партизанский лагерь. Большая, вытянутая в длину поляна. В центре — братская могила, обнесенная невысокой железной оградой. Остроугольный цементный обелиск с красной звездой, за ее левый луч зацепилась сухая сосновая ветка с шишкой, — и длинный ряд фамилий на белой, в розовых прожилках, мраморной доске. Третья сверху: «Лынев Н. А.», Миколка Лынев, сын командира, тот самый, который подобрал и выходил подстреленного щенка. Это он со своими товарищами прикрывал огнем партизан, пробивавшихся из огненного кольца.

Я закрыл глаза и вдруг отчетливо увидел в этом скорбном списке свою фамилию. Вернее, фамилию моего отца. «Ильин Г. Б.» Она вполне могла стоять рядом с фамилией Миколки Лынева: Миколка и отец были друзьями и одногодками и на все операции ходили вместе. А в тот раз командир оставил сына в группе прикрытия, а отца послал в группу, выносившую раненых. Отец уперся, он хотел остаться вместе с Миколкой, но командир сказал, что расстреляет его за невыполнение приказа. Вот как это случилось, мне сам Андрей Никитич Лынев когда-то про это рассказывал. Я еще маленький был, а помню. И отец выполнил приказ, и группа прикрытия тоже выполнила приказ, и вот все они лежат в братской могиле, все до одного, и отец лежал бы с ними рядом, если бы его не послали выносить раненых, и на доске была бы выбита его фамилия…