Читать «Мемуары безумца» онлайн - страница 87

Я жила в деревне, наш отец был фермером. До первого причастия я каждое утро пасла коров в лугах. Целыми днями, одна, я сидела на берегу ручья, спала или убегала в лес разорять птичьи гнезда. Я лазала по деревьям, как мальчишка, вечно рвала одежду. Меня часто колотили за ворованные яблоки или за то, что коровы забрели к соседям. Во время жатвы, по вечерам, крестьяне плясали во дворе, встав в круг. Я слушала песни, не понимая слов. Юноши обнимали девушек, те хохотали. Мне становилось грустно, просыпались мечты. Иногда, по дороге домой, я просила разрешения забраться на телегу с сеном. Работник брал меня на руки и усаживал на охапки сена. Веришь ли ты, что несказанным удовольствием было только почувствовать, как поднимают меня над землей сильные и крепкие руки здорового парня с обожженным солнцем лицом и потной грудью? Обычно его рукава были высоко засучены, мне нравилось трогать мускулы, они играли при каждом движении его руки, нравилось прижиматься к нему и чувствовать, как царапает щеку его борода. На лугу, где я бывала каждый день, в низине между двух рядов тополей бежал ручеек, на берегу росли разные цветы. Я собирала их в букеты, плела венки, гирлянды, из ягод рябины делала ожерелья, мне так это нравилось, что карманы фартука всегда были набиты ягодами. Отец ворчал и приговаривал, что из кокетки ничего путного не выйдет. Я и в спаленку свою приносила цветы, порою они пахли опьяняюще сильно, и я засыпала с головокружением, но наслаждаясь этим дурманом. Запах скошенной травы, горячего прелого сена всегда казался мне таким прекрасным, что каждое воскресенье я запиралась на сеновале и там весь день следила, как оплетают паутиной балки пауки, слушала, как жужжат мухи. Я жила праздно, расцветала и светилась здоровьем. Часто на меня нападало какое-то безумие, я то бросалась бежать, пока не падала без сил, то пела во весь голос, то подолгу разговаривала сама с собой. Странные желания просыпались во мне, я наблюдала, как ласкаются на голубятне голуби. Иногда они прилетали под мое окно, радовались солнцу, весело порхали в винограднике. И ночью было слышно, как они бьют крыльями и воркуют так нежно и сладко, что я тоже хотела бы быть голубкой, так же, целуясь, поворачивать шею. «О чем же это они с таким счастливым видом говорят?» — думала я и вспоминала, как гордо скакали рядом с кобылами кони, как раздувались их ноздри, вспоминала радостную дрожь, пробегавшую по шерсти овечек, когда к ним приближался баран, вспоминала, как позванивают, замирая над соцветиями, пчелы во фруктовых садах. Я часто пробиралась в стойло к животным, чтобы вдохнуть их запах, вбирала полной грудью испарения жизни, украдкой, затаив дыхание, разглядывала их тела. Иной раз, когда я шла из леса, особенно в сумерки, деревья принимали странные очертания: то это были руки, протянутые к небу, то ствол казался согнувшимся под порывами ветра существом. Лунной ночью плыли по небу облака, а мне чудились среди них образы жуткие и манящие. Помню, однажды в канун Рождества мне привиделось, что в небе стоит и смотрит на меня, страшно вращая глазами, высокая обнаженная женщина в сто футов ростом. Она двигалась, вытягивалась, становилась тоньше, а потом распалась на части, голова исчезла первой, остальное еще колебалось в воздухе какое-то время. А еще я мечтала. Уже в десять лет я знала лихорадочные, полные сладострастия ночи. Не это ли сладострастие горит в моих глазах, течет в крови, заставляет биться мое сердце так, что все тело трепещет? Оно вечно звучит в моих ушах гимнами наслаждению, золотом сияет в моих снах плоть, и движутся смутные, изменчивые как ртуть, видения.