Читать «Временное пристанище» онлайн - страница 145
Вольфганг Хильбиг
Почему же он этого не заметил? Почему был так одинок, почему не знал ни на что ответа? Почему забывал ее день рождения, забывал позвонить… теперь время упущено, кончено – о, непредсказуемый этот сентябрь!
Проходили недели и месяцы, они не имели к нему отношения. А может, он не теми вопросами задается, может, следует спросить: жил ли вообще? Проснулся ли для жизни. Сыздавна, с тех пор, что начал мыслить, он пребывал словно в полусне, на грани пробуждения. Но пробудиться не удавалось. А чтобы быть сопричастным любви, нужно бодрствовать, проживать жизнь. Жил ли он – это еще предстояло выяснить.
* * *
Вот они, тут как тут: бездомные, нищие, те, кого называют бомжами; слоняются перед вокзалом, сидят, понурив головы, по-турецки на каменном полу тоннеля, ведущего к трамваям, поставив рядом с собой пластмассовый белый стаканчик, на дне – пара монет. В дверях вокзала они не такие смиренные, как в Нюрнберге или во Франкфурте; оборванный восточный европеец вцепляется за рукав, гортанно талдычит: «Битте-биттегельд, битте дойчмарка…
Приходится резко выдергивать руку; вглядываясь в их лица, ты понимаешь: в Секуритате они не служили; у тех-то дела идут получше, может, даже превосходно. Эти же были от силы мелкими жалкими шпиками.
Центральный вокзал Лейпцига почти не переменился – пока не успел, – только фасад захлестнуло бескрайнее половодье письменных знаков, отменяющее пока еще непривычную свободу слова, прямиком ведущее к безалфавитной культуре: предвыборные плакаты, на которых еще не сказался возраст, реклама всякой безделицы и халтуры, доброжелательные до колик в желудке приглашения на вернисаж, зазывы в сауну, на массаж, наставления в азиатском целительском и любовном искусстве. Много бумаги смыто дождем, склизкие мылистые следы длинными шлейфами тянутся в глубь вестибюля. Внутри, как будто отпихивая друг дружку, наседают на стены дощатые будки; от несметного их количества вестибюль вдруг сделался маленьким. Киосковая культура акул фаст-фуда превратила центр города в груду наспех сколоченных будочек; все выглядит так, словно мусорщики уже не первую неделю бастуют.
Ц. вовсе не против анархии, не против неразберихи, но это – не анархия, а диктатура глупости и торгашества. Хищные рыбы помельче: банкроты, жулики-трюкачи, торговцы подержанными машинами и всякой дешевкой – явились самыми первыми; они до того остудили свободолюбивый пыл бывших восточных немцев, что тем захотелось вернуть свою стену. Крупные же акулы пока выжидали: торопиться им некуда, они пока в Таиланд инвестируют, мусолят слово «Германия» до оскомины, а к сердцу прижимают заветные сундучки, набитые акциями; они и в тридцать третьем сперва переждали, какие планы у черноусой таксы, – и ожидание окупилось.
