Читать «Временное пристанище» онлайн - страница 137

Вольфганг Хильбиг

Очень скоро Ц. узнал, чем объясняется эта напряженность: за несколько дней до того, 26 апреля, в украинском городе Чернобыле загорелся атомный реактор; репортажи об аварии звучали все более устрашающе. Сидя в ханауской берлоге, он ничего об этом не знал, сообщения достигли его только в Вене; судя по всему, произошла катастрофа, в истинных масштабах которой никто еще не отдавал себе отчета.

Каково значение чернобыльской аварии? Размышляя об этом позже, Ц. приходил к мысли, что тот апрельский день 1986 года стал для всего мира переломным. Индустриальный век пережил перелом. Слепая вера человечества в технический прогресс была поколеблена как никогда прежде, и случилось это в системе, славившей идею прогресса как никакая другая. Вере в господство человека над миром был нанесен страшнейший удар…

Еще несколько лет назад он и сам был персонажем этого индустриального века – пусть всего лишь одной из бесчисленных пешек. Фигурой из отсталой устаревшей эпохи, принадлежащей прошлому…

Он шел по улицам, и ему казалось, будто весь город ожидает первых сигналов к эвакуации. Словно под гнетом неведомой угрозы, люди торопливо пробегали по соседним с собором Святого Стефана улочкам; только по неотложным делам решались высунуть нос на улицу, потом опять запирались в домах. Метеорологи высказали предположение, что следующий дождь может пролиться на Вену из облаков, проделавших свой путь над Юго-Восточной Европой, а потому будет содержать радиоактивную заразу.

Вечером, 30 апреля, в небольшом зальчике, похожем на театральное фойе, проходили его чтения; его объявили как автора из ГДР; стало быть, он из той же политической системы, что спровоцировала чернобыльскую катастрофу. Он сидел на небольшом возвышении перед публикой – от силы человек двадцать, – устремлявшей на него смущенные взгляды. Прочел три небольших текстовых блока, паузы между которыми заполнял пианист. Посреди второго блока ему стало казаться, что от потчует людей какой-то странной абракадаброй. Они смотрели в упор, словно ждали если не объяснений, то уж по крайней мере извинений за несчастье, которое принес человечеству Восток. Последним блоком шли стихи, и тут его вдруг обуяло упрямство. Он читал все быстрее и громче, почти не делая пауз, под конец швырял стихи в зал с сердитым пафосом, словно желая заглушить этим речитативом недовольные голоса, пока они еще они не набрали силу. Публика старалась не выказывать неуважения, проявляя стоическое терпение. Изумление и сомнение, написанные на лицах людей в первом ряду, мало-помалу сменялись неприязнью. Жидкие скептические хлопки быстро отжурчали в фортепианных аккордах…