Читать «Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы» онлайн - страница 679

Это предположение столь же нелепо, как и предыдущее Удостоверение Устинова, Заместителя Председателя Совета министров СССР не только открывало перед ним все двери, включая беспрепятственный, в любое время, доступ к самому Хрущеву, но офицеру КГБ при виде его предписывалось только одно — взять под козырек.

Ненависть Устинова к Челомею не лежит на поверхности, она коренится где-то глубоко, возможно в подсознании. У меня есть собственное, бюрократическое и, тем самым, логическое объяснение. Челомей для Устинова чужак, представитель «враждебной» ему структуры — авиационной промышленности. Я уже писал, как министр-пушкарь Устинов после войны взял под свое крыло отвергнутую авиаторами ракетную технику, выпестовал ее в своем министерстве, запустил межконтинентальную ракету, потом спутник, затем человека в космос. И тут, в апогее славы, как чертик из шкатулки, выскакивает Челомей и заявляет, что он, авиатор, может делать ракеты лучше пушкарей. Устинов, обладавший тонким инженерным чутьем, понимал, что Челомей прав и тем самым очень опасен. Если его не придушить в зародыше, он действительно сделает ракеты лучше Королева и Янгеля. Самое простое и бюрократически логичное решение — не допустить Челомея ни к баллистике, ни к космосу, пусть клепает свои самолетики, крылатые ракеты для моряков.

В таком раскладе я Устинову портил всю игру, сидел в челомеевском ОКБ занозой, которую никак не выковыряешь. Никаких постановлений правительства я в частном порядке, через отца, не проталкивал. Мне подобное в голову не приходило, да и отец бы не позволил. «Семейственности» в делах он не терпел. Все шло своим порядком, через министерство, Военно-промышленную комиссию, Оборонный отдел ЦК. Другое дело, что на прогулках я рассказывал отцу о своих делах, когда-то о школьных, потом об институтских, а теперь о ракетных: чем занят на работе, что у нас придумали новенького. «Принять меры» против Челомея Устинову было затруднительно: начнешь его «приводить в чувство», и все через меня тут же выйдет наружу. Это бессилие, невозможность раздавить чужака постоянно раздражали Устинова, ярили его.

Со временем раздражение переросло у Устинова в манию. Но это уже из области психиатрии.

Устинов не раз осторожно пытался убрать меня от Челомея, дважды походя предлагал мне организовать свою «фирму». Я отказался. Собственных требующих выхода идей у меня не возникало. Честолюбием я тоже страдал в меру. Работа у Челомея меня более чем устраивала. Так Устинову и не удалось спровадить меня от Челомея.

Сразу после отставки отца Устинов организовал массированное наступление на Челомея, вплоть до прокурорской проверки расходов на строительство дачи. Казалось, Челомею пришел конец, но Устинову снова не повезло. За Челомея горой встал министр обороны, сначала маршал Малиновский, а после его смерти — сменивший его Гречко. Челомей тогда заканчивал разработку боевой межконтинентальной ракеты УР-100, «сотки». Малиновский с Гречко понимали: позволят они Устинову «съесть» Челомея и останутся с носом. Маршалы пошли к Брежневу и Челомея отстояли. Он продолжал работать, а ненависть к нему Устинова становилась уже чисто патологической. Развязка наступила, когда после смерти маршала Гречко Устинов пересел в кресло министра обороны. Он немедленно, под угрозой увольнения из армии запретил своим генералам-баллистикам из Ракетных войск не то что иметь дело с Челомеем — просто появляться в его ОКБ в Реутове.