Читать «Потоп» онлайн - страница 101

Генрик Сенкевич

— А сделает ли он это? — спросил Ян.

— Если бы он поступил иначе, то это была бы с его стороны черная неблагодарность, — ответил Станислав.

— Трудно рассчитывать на чужую благодарность, а особенно на благодарность еретика. Я помню еще мальчиком этого вашего курфюрста, — сказал Заглоба. — Он всегда был нелюдим и как будто прислушивался к тому, что ему черт на ухо нашептывает. Я ему сказал это в глаза, когда мы с покойным Конецпольским были в Пруссии. Он такой же лютеранин, как и шведский король. Дай Бог, чтобы они не соединились еще вместе против Речи Посполитой.

— Знаешь что, Михал, — сказал вдруг Ян, — я сегодня не буду отдыхать, а поеду с тобой в Кейданы. Теперь ночью лучше ехать, не так жарко, кроме того, мучит меня эта неизвестность. Будет еще время для отдыха, ведь не завтра же князь выступает.

— Тем более что полк он велел оставить в Упите, — прибавил Володыевский.

— Вы дело говорите! — воскликнул пан Заглоба. — Поеду и я.

— Так поедем все вместе, — прибавил пан Станислав.

— Завтра утром будем уже в Кейданах, — сказал Володыевский — а в дороге на седле можно прекрасно уснуть.

Два часа спустя, закусив и выпив, рыцари тронулись в путь и еще до захода солнца были в Кракинове.

Дорогой пан Михал рассказывал им о знаменитой ляуданской шляхте, о Кмицице и обо всем, что с ним произошло за последнее время, он признался в своей любви к панне Биллевич — любви несчастной, как всегда.

— Все дело в том, что теперь война, — говорил он, — иначе я бы иссох от горя. Видно, таково уж мое счастье. Придется умереть холостяком.

— И холостяцкое дело не плохое, даже Богу угодное, — сказал Заглоба. — Еще недавно, когда мы с тобою были на выборах в Варшаве… на кого все панны оглядывались?.. На кого, как не на меня? А ты тогда жаловался, что на тебя ни одна не взглянет. Но не огорчайся, придет и твоя очередь. Искать не надо: когда искать не будешь, тогда и найдешь. Теперь время тревожное, и много молодежи погибнет. Тогда девушек будут дюжинами продавать по ярмаркам.

— Может быть, и мне погибнуть придется, — сказал пан Михал. — Довольно уже шататься по свету. Я не умею вам описать, Панове, как хороша эта панна Биллевич. Как бы я ее любил и лелеял! Да нет! Принесли же черти этого Кмицица. Он, верно, ее чем-нибудь приворожил, иначе и быть не может. Вот смотрите, там из-за горки виднеются как раз Водокты, но теперь там нет никого, она уехала неизвестно куда. Это было бы мое убежище — там бы мне и умереть. У медведя и то есть своя берлога, а у меня нет ничего, кроме этой лошади и седла, на котором сижу.