Читать «Крайний» онлайн - страница 18

— Шо, похрестылыся? Шо там у вас на вэревках бовтаеться?

Янкель ответил:

— Считай, что похрестились. То наш еврейский хрест.

Надо сказать, что Букет не отлучался от меня. В нем находили отраду и молодые, и старые. Животное отвечало любовью и преданностью.

В хозяйстве находились две коровы — бывшие симменталки из разбомбленных эвакуированных стад.

Коровы, можно сказать, кроме Букета, являлись единственными моими собеседниками. Я обращался к ним внутренне не раз и не два: не видели ли они моих родителей? Подобный вопрос и для мысли оказывался непосильно тяжелый, не то что для звука. И потому я не выражал его вслух.

Коровы были тощие в результате бескормицы. Но они все-таки давали по кринке молока. Их, правда, прирезали с наступлением настоящих холодов. Зато из шкур сделали кое-какую обувь. Костями потом играл мой Букет, а Хая облюбовала здоровенный мосол в качестве куклы.

Понятно, что долгого секрета из еврейского местопребывания получиться не могло. Приходили часы схватки с фашистами и их наймитами, и наши бойцы исполняли все что положено. В бою захватывали оружие.

Постепенно из стойбища наш лагерь стал настоящей боевой точкой. Мы не только защищались, но и нападали. А слава шла далеко вперед. Что вызывало необходимость частенько сниматься с насиженных мест в неизвестность.

Мне не раз доводилось участвовать в боевых столкновениях на подсобных заданиях. Также я находился на посту в дозорах, так как зарекомендовал себя.

Мы терпели потери. И в сражениях, и от старческих болезней. Отдельно скажу про наших женщин и девушек. Они героини. Наравне с мужчинами. Одна родила — Новик принимал роды. Но ребенок родился мертвый. Спрашивали: от кого? Молчит. Мила Левакова. Ей предлагают: мы из интереса спрашиваем, не накажем за безответственность. Молчит. И мужчины молчат. Так и не дознались.

Впоследствии Мила погибла при выясненных обстоятельствах: прикрывала отход товарищей и последней гранатой взорвала себя. Кто находился в курсе, рассказывал, что последние ее слова были с именем любимого. Но разобрать по буквам не удалось.

Много смертей я увидел лично. И длинных, и быстрых. И скажу, не таясь: ничего хорошего там нет. Только избавление.

Не буду сосредотачиваться на подробностях боевого партизанского дела. Оно известно. А еврейский партизан ничем не отличается от любого другого. Не считая того, что он еврейский.

И вот настал час братского объединения с большим отрядом под командованием легендарного украинского командира Сидора Чубара.

Тут до нас дошла информация о положении в мире. Бойцы-евреи из разных мест ничего нового нам не рассказали, хоть и имели такое желание. Что ни расскажут — мы говорим: знаем, а как же. У нас такое же.

Говорят: так что ж вы пытаете и пытаете, душу теребите и даже рвете.

А мы отвечаем одними глазами.

Лето 43-го. Путь лесной армии Чубара — от Путивля до Карпат — находился в разгаре. Проявлялось, конечно, руководство сверху, из самой Москвы.

Некоторые бойцы — и украинцы, и белорусы, и русские, пребывали в отрядах вместе со своими семьями, что задерживало движение. Но глубокие старики — только наши, еврейские. И вот вышел повсеместный приказ семьи пристраивать по селам, чтоб не разводить богадельню. Такая же задача поставилась и перед Янкелем Цегельником: рассовывай своих небоеспособных куда хочешь.