Читать ««На этой страшной высоте...». Собрание стихотворений» онлайн - страница 33

Алла Сергеевна Головина

«Первая печаль в степи дорожной…»

Первая печаль в степи дорожной Васильком далеким расцвела. Я сорвать хотела: можно? Можно? Но карета мимо проплыла. И в квадратной комнатке кареты Я рыдала, кажется, — часы, Бледной девочкой росла за это И ждала показанной красы: Синих платьев бальных и душистых Или чьих-то ангельских очей. Только было в небе — пусто, мглисто Всех дорожных тысячу ночей. И так скучно было в этой ровной, Чуть дрожащей в мареве степи, Звезды взоров так еще — условны, Что в слезах себя не ослепи До поры, пока назад в карете Ты поедешь той же колеей, И столетний василек заметит Твой призыв настойчивый и злой. И к обочине стеблем змеиным Проползет и в руку упадет: Что так поздно?

1935–1938

«Лежи во льду, усни во льду…»

Лежи во льду, усни во льду, Я светлый голос украду, И с той поры, что он угас, Я запою, как в первый раз. Во льду — нетленна красота, И тесно сомкнуты уста, А от ресниц ложится тень И день и ночь, и ночь и день. А я пою, и голос твой, Как прежде, светлый и живой. Прекрасный падший херувим Легко становится — моим. На этот голос как не встать? Но нет, во льду — спокойно спать. Во льду нетленна красота, А ты — всё тот, а я — не та.

1935–1938

«Всё к сроку — первые стихи…»

«Всё к сроку — первые стихи, В бреду слетевшее объятье, И эти бледные духи, И ослепительное платье. Всё к сроку. Но пропущен срок, И в белых путаясь воланах, Ты смотришь на седой висок В стенах лучистых и стеклянных. И с мертвым холодом в крови, Такие завивая пряди, Ты пишешь что-то о любви В своей линованной тетради. Всё о любви. Девичий сон Уже не сладок и не страшен… Но даже твой предсмертный стон Любовной мукой приукрашен.»

1936–1937

«Две каменных ладони из-под плеч…»

Две каменных ладони из-под плеч Твоих навеки лягут и застынут, Их поцелуи с глаз не отодвинут, Тебе — не встать и света не сберечь. Но вспомни, вспомни, как порой сама Пылающие веки прижимала, Чтоб видеть то, что ты припоминала, Что возвратить могла такая тьма. Как — жгло ресницы небывалым даром, — Росли цветы и таяли в огне, Но ты ждала, и ты томилась даром — Была — легка ладонь на простыне. Так жди теперь. И эта тьма сгустится До той, что ты, быть может, не ждала, И где, раскинув два больших крыла, Уже летит не ангел и не птица.

1935–1938