Читать «Краткая история попы» онлайн - страница 24

Жан-Люк Энниг

В противоположность Мэрилин, пишет Ален Флейтер («Энциклопедия наготы в кино»), кинематографическую карьеру Брижит Бардо можно назвать долгим стриптизом, длившимся три десятилетия и в конечном счете более чем полным. Первой, конечно, явила себя миру ее попа. В фильме «Свет в окне напротив» (1956) героиня — молодая женщина, страдающая из-за импотенции мужа, раздевается перед открытым окном. Зад Бардо снят в контражуре, а свет в этой ночной сцене поставлен так, что зритель видит лишь смутные очертания прелестной круглой попки актрисы. В том же году Бардо снялась в фильме «И Бог создал женщину...». Уже в первых эпизодах зад Бардо принимает солнечные ванны, спрятавшись за сохнущими на террасе простынями. Перед нами образ попки-оптимистки, понятия не имеющий о своей сексуальной привлекательности, не ведающей ни стыда, ни запретов. «Разве я непристойна? — спрашивает она. — Я естественна!» В 1958 году в фильме «В случае несчастья» Бардо, уже полностью освещенная, задирает платье и демонстрирует задницу своему адвокату (его играет Жан Габен). Несколько долгих минут он невозмутимо смотрит на нее, небрежно заложив руки в карманы дорогого двубортного пиджака, а потом отвешивает ей пару звучных шлепков. Идеальное завершение сцены. В «Истине» (1960) обнаженная Бардо танцует мамбо, а потом настает черед знаменитой сцены в «Презрении» (1963), когда Камилла упрямо вопрошает, красивая ли у нее задница. Известно, что Годар снял этот эпизод по настоятельному требованию продюсеров и поместил его в начале фильма, словно хотел одним махом покончить с проблемой. Так метрдотель в начале ужина демонстрирует клиенту живого розового лангуста, прежде чем унести его на кухню и бросить в кипяток. К этому моменту зад Бардо, идеально отвечавший требованиям «французского качества», был уже известен всему миру. Дерзкая, капризная, неукротимая попа кружила головы всем молодым людям того времени, олицетворяя собой одну из вершин творения.

«Я люблю круг, — говорила Ники де Сен-Фаль. — Мне нравятся округлость, изгибы, колыхание. Мир круглый, мир — это грудь». Дали тоже любил округлости, но другие. «Из всех красот человеческого тела, — писал он, — сильнее всего впечатляют меня яички. Созерцая их, я ощущаю метафизический восторг. Мой учитель Пужоль называл их прибежищем нерожденных существ. Я же вижу в них невидимое и вечное присутствие небесных сфер. Но я терпеть не могу болтающиеся мошонки, они напоминают мне о нищих попрошайках. Мне нравятся подобранные, плотные, круглые и твердые, как скорлупа ореха». Именно груди, яички и ягодицы олицетворяют совершенство округлости, ибо они придают объем и полноту изогнутой линии. В этом смысле западная культура, воспринимающая всякое отверстие как недостаток и изъян, хранит верность идеям Парменида, считавшего Вселенную идеальной сферой, гармонично круглой сферой, которую орфики предпочитали называть ослепительно белым яйцом. Сама выпуклость зада, масса и внушительная незыблемость этого зависшего над пропастью утеса делают его практически неприступным и вечным, как небесный свод. Разница лишь в том, что в сфере ягодиц есть разлом, трещина, скрытая рана, и вся их загадочность проистекает из парадоксального соединения купола и бездны.