Читать «На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986» онлайн - страница 115

Но сильнее всего прозвучала тогда проза Бориса Балтера, о котором читатель также узнал впервые. Это повесть «Трое из одного города»; затем ее переиздали, с некоторыми дополнениями, в «Юности», как бы подтвердив тем самым, что публикация в крамольных «Тарусских страницах» была не ошибкой времени.

«Трое из одного города» — поэтическое повествование о мальчишках-романтиках из приморского города. Они кончают школу и собираются в армию. Время — предвоенное, грозовое. 39 — 40-е годы. Интонация рассказа — доверительная, словно рассказывает твой сосед, товарищ по школе: «Мы — это Витька Аникин, Сашка Кригер и я».

Ребят, еще школьников, вербуют в армию; родители — против… Даже сосед-рабочий, к которому они пришли жаловаться на родителей, говорит вдруг: «А куда вас несет? Учились. 10 классов — это поболе гимназии. А кто раньше с полной гимназией в офицеры шел? Дураки одни шли».

Мальчишки негодуют. Они разделяют все предрассудки своего времени.

— Витька, почему ты до сих пор не повесился? — спросил Сашка.

— Чего мне вешаться?

— Имея такого папу, можно пять раз повеситься, два раза утопиться. — Твоя мама не лучше!

— Моя мама — другая опера. Моя мама — выходец из мелкобуржуазной среды. Ей простительно. У нее отсталая психология…

У мальчишек — свои привязанности и свои враги. Нет, не личные. Личных врагов они еще не имели. Одним из таких врагов был жестянщик.

«Жестянщик был нашим личным врагом. Почему — мы не знали. Он ничего плохого нам не сделал, и мы никогда не сказали с ним ни одного слова. Но все равно он был нашим врагом, мы это чувствовали и презирали Жестянщика за его двойную жизнь». Дело в том, что Жестянщик, знакомясь с молодыми курортницами, выдавал себя за капитана дальнего плавания. Особенно его презирал Витька. Как только мальчишки встречали Жестянщика с какой-либо женщиной, Витька не мог удержаться, чтобы не сказать:

— Есть же паразиты. В городе примуса негде починить, а они гуляют…

И однажды Витька решился предотвратить обман, спасти женщину.

Как смеялась над наивным Витькой «спасенная»! Нельзя без улыбки читать эти строки. Чистота столкнулась с жизнью…

Юнцам свойственна нетерпимость ко всему, что не столь кристально чисто, как они сами. Увы, они нетерпимы и к тем, кто думает иначе, чем они, — эпоха сыграла с ними злую шутку… Вот разговаривают они, скажем о мертворожденной конституции, в которую они свято верят. По конституции право избирать имеют все. Витька не согласен с ее либерализмом.

Почему разрешают избирать всем? «Таких, как Жестянщик, надо в море топить, а не права им давать», — сказал Витька.

Нетерпимость приведет это поколение ко многим бедам, но об этом не говорится в прозрачной и светлой повести Балтера. Она лишь свидетельствует о том, сколь чистыми и наивными пошли его однолетки на истребительную войну с которой мало кто вернулся.

Вслед за Балтером в «Тарусских страницах» выступил поэт Наум Коржавин. Фамилия его Мандель. Когда-то он был одним из самых талантливых студентов Литературного института. Его авторитет был столь непререкаем, что местные юмористы изобрели даже новую единицу поэзии: «одна мандель». Стихи всех поэтов оценивались по этой шкале поэзии: одна мандель, две мандели, полмандели… Иногда стихи самого Манделя оценивались в четверть мандели.