Читать «Запретный город» онлайн - страница 87
Кристиан Жак
— Здесь начальствует гончар Бекен.
— Да будет тебе! Горшечник лишь игрушка в твоих руках. Далеко пойдешь, если стража не остановит. Такой молодой… Шел бы ты, Жар, в стражи: с твоими способностями тебе среди нас самое место.
— За кого ты меня принимаешь, Собек? Держать да не пущать… да всяких злодеев сторожить… у меня от этого мурашки по коже.
— Неужели… А чем же еще ты занят? Приказываешь, надзираешь, наказываешь… Да никогда еще над помощниками не было такой власти! Старший писец не нарадуется, я — тем более. Знаешь, мне хотелось бы забыть о том маленьком недоразумении, подумаешь, кошка пробежала… Согласись, что не поучить такого никак нельзя, Для пользы дела. Однако нужно считаться с переменившимся ветром. Тебя, того и гляди, начальником над помощниками назначат, так что будем трудиться рука об руку. Еще раз поздравляю — ты встал на верную дорожку.
Когда Собек ушел, Жар подвинул блюдо с недоеденными бобами обувщику.
— Это… это мне?
— Ешь, я сыт.
— И ругать меня ни за что не станешь?
— Да вроде не за что.
— К вечеру будут готовы еще сандалии! Две пары сверх урока!
— Ну и молодец.
Жар зашел в мастерскую Бекена. Горшечник вздрогнул в предчувствии взбучки.
— Устал я что-то, — попытался заранее умиротворить гостя. — Теперь, правда, мне чуть лучше… Но поправиться-то надо.
— Занемог, так отдыхай.
— Что это ты такое говоришь?
— Ты же начальник над помощниками. Тебе и решать.
Бекен ушам своим не верил.
— Посмеяться надо мной вздумал?
— Вовсе нет, я серьезно говорю. Бери в свои руки власть, которую тебе дали, и все будет путем. А от меня лишнего не требуй.
— Ты что, больше не хочешь помощниками руководить?
— Пусть всяк делает свое дело.
— А… ты-то что делать станешь?
Жар ничего не ответил и вышел из мастерской. Начальник Собек ткнул его рылом в неприглядную правду: это что ж получается? Чтоб доказать суду Места Истины свою цену, он не только сам голову свою в западню засунул, так еще и похоронил себя в этой яме. Своими руками. Пока он устраивал и переустраивал порядки и обычаи в работе помощников, он и думать забыл про рисование. Только и радости, что вот опять взял верх над еще одним обормотом, — нашел решение задачи, нечего сказать. В кого он превратился? Мелочный самодур, помыкающий бессловесным народцем. Сам себя обрек на бесплодие: еще пара недель такого владычества, и его рука забудет все, что умела.
Бекен просунул голову в дверной проем:
— А кем тогда ты стать хочешь?
— Собой. И только.
— Да не злись ты. Я к старшему писцу схожу, пусть он тебя начальником над помощниками ставит. Пойдет?
— Мне этого мало.
— Не пойму я тебя.
— Шел бы ты к себе, Бекен. И знаешь, тебе меня опасаться больше не надо.
— Что, и дергать меня больше не станешь?
— Говорю тебе: забирай назад свою власть, И вперед.
Осчастливленный донельзя гончар спорить не стал.
Унылый, хотя внутри все клокотало, юноша брел, не поднимая глаз, невесть куда. Но ноги сами его несли к воротам. За которыми селение. Ну, вырвался из семейного узилища. И что? Далеко ли ушел? Чтоб угодить требованиям Места Истины, свернул на такую дорожку… А та никуда не ведет. А свой путь так и остается не пройденным. И кто он теперь? Человек внешнего мира. И ничто его не зовет. Лишь бы поизмываться над безответными людьми. И забыть — навеки — про тайны рисунка. И не вспоминать про краски.