Читать «Легенда Татр» онлайн - страница 23

— Не был бы ты таким дураком, кабы Саблик был с нами, — закричал третий.

Но уже шесть или семь злых собак со свирепым лаем бросились в гору по склону, поросшему травой. Медведь не стал ждать: он повернулся и исчез за выступом.

— Ишь баловник! Думал, так ему тут и дадут хозяйничать! — сказал Михна-погонщик.

— Войт горный! Староста озерный! — смеялись пастухи.

Медведь еще раз показался наверху, среди кустарников, и исчез.

— Ну, и проворный же! — кричал кто-то. — Скачет, словно олень. Удрал, окаянный!..

Собаки вернулись на зов; шествие двигалось вдоль Магуры по склону, поросшему травой, пока не дошло до тропинки, которая вела среди кустарников и огромных камней к пастбищам.

Овцы уже скрылись из виду. Собек, идя впереди, взмахами чупаги срубал выросшие с осени ветки. Наконец показались шалаш и загоны.

Долина, долина, в долине шалаш… Что ж ты, подружка, ко мне не идешь?..—

пел Мардула, на ходу выколачивая дробь ногами и размахивая чупагой над головой.

Вступили в страну счастья.

Уже трава была высокая; куда ни глянь, все зелено, только на вершине гор — огромные пласты снега; в тени, в расщелинах, они толщиной достигали человеческого роста.

Светлые, легкие тучки проплывали над вершинами.

Усталые животные тотчас начали щипать траву невдалеке от шалаша и загонов. Они осматривались, словно вспоминая эти места, жадно раздували ноздри, вдыхая свежий горный воздух.

Горные ветры, особенно тот, который дул с начала ноября, натворили бед, сорвали камни с крыш, а глубокие снега, выпавшие в декабре перед рождеством и в конце января, до основания развалили два коровьих стойла. Нужно было все чинить, но здесь было множество мужчин, а из дому захвачены были все необходимые инструменты, — и пастухи живо со всем справились. В особенности великан-погонщик Бартек Галайда и Франек Мардула творили чудеса: Галайда взваливал на крыши такие камни, какие и втроем не сразу поднимешь, а Мардула так грохотал топором, что можно было подумать — работают пять кузниц. И при каждом ударе он покрикивал: «Раз! Раз!»

Принялись чинить ветхие загородки, ставить новые, строить навес для доения овец. Ожил луг.

В шалаше бацы запылал костер; смолистое дерево, которое то и дело в него подбрасывали, потрескивая, сыпало искры, — и милый, такой знакомый, едкий, густой дым наполнил внутренность шалаша. На длинной палке, подвешенной к поперечной жерди, висел котел, в котором варились клецки из овсяной муки. Молока еще не было. Под вечер, когда овец собрали в загонах, баца сходил в шалаш за горячими угольями и, насыпав в лукошко из коры угли, траву и сосновую смолу, возвратился со всем этим к овцам, снял шапку, перекрестился и трижды, молча, с великой важностью, кадя с востока на запад, обошел вокруг них.

Потом он высыпал уголья на землю перед навесом, покрыл их корой и стал на колени; вслед за ним опустились на колени все пастухи, стоявшие в проходах плетня; они молились о том, чтобы овцы хорошо паслись и доились, чтобы не вредили им порча и болезни, насылаемые недобрыми людьми, особенно вертячка и язвы на вымени, а также чтобы они не пропадали в горах.