Читать «Должность» онлайн - страница 17
Василий Дмитриевич Гавриленко
Но почему я? – вдруг пришло на ум. Почему я оказался здесь, а не Лукьянов, например? И тут же вспомнил – так я же прима. Куда Лукьянову до меня?
Почувствовав, что стало холодно, я потушил сигару о ручку кресла – тянуться к пепельнице было лень – и ушел с балкона.
В обед приехал Олег Власыч, но подсаживаться к столу отказался. Рассказав немного об электорате, протянул мне листок с письменами и, постаравшись соорудить в своих тусклых глазах тигриный блеск, произнес:
-Назубок.
Ничего даже отдаленно похожего на Семена Никитича у него не вышло, но я все-таки взял листок. Ничего себе! Целых четыре абзаца!
-Приятного аппетита,- прошелестел Олег Власыч и удалился.
Вечером, после купания – бассейн, кстати, очень удобно расположился прямо на крыше дворца – я пришел в спальню, включил голландскую лампу и принялся зубрить. Текст был совсем несложный, без «копупций» и «девальваций», к девяти часам я управился.
-Назубок,- сказал я голосом Семена Никитича, засмеялся и немедленно уснул.
1
Как я стал актером? Сложный вопрос. А как вообще кем-то становятся? Как правило, случайно. Но у меня, должен сказать, случайности-то как раз и не было. Я, как мне представляется, самой судьбой предназначен был в актеры. Почему? Да потому, что ничего другого я не умею, и главное, не понимаю. Я - природный лицедей, от рождения, и ум у меня устроен так, что его как бы и нету вовсе. Меня не интересует культура, искусство, политика, история, религия … что там еще? Ничего не интересует, и в этом плане я уникален. Надеюсь, что уникален. А то, знаете ли, много нынче развелось умников, корчащих из себя Ломоносова, а на деле не являющихся и Семи-Булатовым.
Актерство мое проявилось рано, но наипаче выразилось в столкновении с Жирдяем. Немного выше, из сна моего, вы уже поняли, что за тип был этот Жирдяй. И долго носил я в себе жажду отмщения, лелея ее, как добрая мать младенца.
Случай представился, когда мы уже ходили в школу, и учитель у нас был Бес. Такое прозвище ему дали ученики за вздорный характер, а звал его так весь город.
Жирдяй к этому времени то ли под воздействием папиного ремня, то ли маминых истерик, прекратил жирдяйство и стал пай-мальчиком, отличником. Он беспрестанно заискивал перед Бесом, и тот легко проглотил наживку, ставя Жирдяю жирные «пятерки».
А надо вам сказать, что я, упражняясь потихоньку в одиночестве, выучился прекрасному искусству: подражанию чужим голосам.
Мне казалось забавным пугать на рынке торговок, крича голосом милиционера: « Кто тут без разрешительной?». Или в автобусе голосом кондуктора: «Билетики, пожалуйста!». И я никого, даже мать, не посвящал в открывшийся во мне Божий дар, хотя, конечно, частенько подмывало похвастать.
Вспоминая горький вкус во рту, я с ненавистью смотрел на ангельски-склоненную над тетрадкой кудрявую голову Жирдяя. Да, он больше не задирал меня, не обзывал « Тупицей», даже угостил однажды вафлей. Но та бутылочка с желтой жидкостью плавала перед моими глазами.